Молодость без страховки
Шрифт:
– Моё! – с чувством одержанной победы прокричало «солнышко», закрывая пухлыми ручонками нарисованных разноцветными карандашами человечков в треугольных кривых колпачках с помпонами.
– Боже мой! Да что ж это за семейка! Как же я устала! – Аврора тяжело вздохнула, поспешив удалиться в маленькую комнату. Зинаида Матвеевна шла за ней по пятам, жужжа на ухо, как прилипчивая навозная муха:
– Милочка сказала, что тебя всё равно с этой работы выгонят! Да, да, выгонят! Долго ты там не продержишься, потому что ты не слишком умная, мало чего соображаешь... В общем, вся в дурня Гаврилова уродилась.
– Как же я от вас всех устала! Ну что, вот что ты от меня хочешь? – уставившись на мать в упор, спросила Аврора.
– Ой, пошла б ты лучше по своей профессии! Зря училась, что ли? Сидела б в ателье, в доме-то, где бакалейный с винно-водочным, и я б спокойна была... И от нас недалеко... И взятки гладки, – высказалась Зинаида Матвеевна. – Пойду отцу твоему непутёвому позвоню, – заявила она.
Гаврилова степенно подошла к телефонному аппарату и, облизывая губы в предвкушении разговора с бывшим мужем, к которому до сих пор её чувства не угасли ещё, готовые воспламениться при первом порыве ветра, набрала до боли знакомый номер, какой истребить из памяти уже было невозможно, как дурную, порочную привычку.
– Галя? Ещё раз здравствуй, Галина, – поздоровалась она с Калериной – второй женой Владимира Ивановича, с которой тот умудрился закрутить страстный роман в психиатрической больнице семь лет назад, бедной и до смерти... нет, пожалуй, до отвращения страшной женщиной, страдающей тяжелейшей формой наследственной шизофрении. – Позови, пожалуйста, Владимира, – официально попросила её первая жена Гаврилова. – Вовк! – тут же съехав на фамильярный тон, прокричала она. – Аврорку-то приняли! И знаешь кем? Ой! Не могу! Щас от смеха лопну! Инспектором по контролю! Главным ифигентом!
– А что в этом смешного-то? Я что-то не пойму?! Т-п, т-п, т-п, т-п, т-п! – часто заплевался он, отстукивая мелкую дробь по прикроватной тумбочке: тук, тук, тук, тук, тук.
– А то, что умишком она не вышла!
– Ой! Зинька! Какая ж ты всё-таки курва!
– Ах так, Гаврилов?! – угрожающе воскликнула Зинаида Матвеевна. – Тогда я вообще тебе ничего рассказывать не буду! Так и знай! Слова от меня больше не услышишь! И вообще: это Галька твоя – курва!
– Не-е, Зин, ты постой, постой! – завёл Гаврилов – так, что непонятно было: то ли бывший супруг желает примириться, то ли в бутылку лезет. – Т-п, т-п, т-п, т-п, т-п! – тук, тук, тук, тук, тук. – Ты что сейчас хотела сказать? А? Что она вся в тебя пошла?!
– Чего-чего? – не поняла Гаврилова, вытаращив глаза.
– Я говорю... – т-п, т-п, т-п, т-п, т-п! – тук, тук, тук, тук, тук. – Ты утверждаешь, что она в тебя, что ли, уродилась? Такая же дура тупоголовая? Не-ет! – протянул он несколько театрально. – А вот тут я с тобой согласиться никак не могу! Аврик в меня! Умная и смекалистая, всё на лету схватывает! Иначе её б на такую должность в жизни никто не взял!
– Н-да? – всё ещё сомневаясь, промямлила Зинаида Матвеевна, но тут же оживлённо сказала: – Володь! И ты думаешь, её не уволят, нет?
– С какой стати?! Это кто её уволит?! И откуда в твоей глупой черепушке такие мысли берутся?
–
– Вот запомни, Зинька, раз и навсегда! Т-п, т-п, т-п, т-п, т-п! – тук, тук, тук, тук, тук! – беспокойно забарабанил Гаврилов по собственной коленке. – Милка твоя – лярва последняя! Завистливая, неудовлетворённая падла! – эмоционально выпалил Владимир Иванович, выкатив свои и без того выпученные, чёрные, как угли, глаза.
– Зря ты так, Володя, зря.
– А чего это зря-то?! – легкомысленно бросил Гаврилов.
– Жалко её, сиротинушка она!
– Да ладно тебе, Зинульчик! Ты б лучше меня пожалела! – игриво сказал Владимир Иванович. – Когда увидимся-то? А? Совсем я ссохся по тебе, соскучился... – зашептал он, когда Калерина вышла из комнаты.
– Ой! Молчи уж! – сказала Зинульчик, краснея от смущения, вспышки счастья и надежды в душе. – Вон! По своей Калериной сохни! – фыркнула бывшая супруга с обидой в голосе.
– Ты мою Гальку не трогай! – Т-п, т-п, т-п, т-п, т-п! – тук, тук, тук, тук, тук, – беспокойно постукивая по кроватной спинке, ревностно вступился за благоверную Владимир Иванович, но тут же с умилением и с невыразимой теплотой сказал: – Что с неё взять-то?! Галюнчик – больной, богом обделённый человек, кефир перед сном пьёт. Каждый день. Сахара набузует, и буль, буль, буль. Утром проснётся, а живот ещё больше! Что Галюнчик – она ж как ребёнок! Хуже Аришки!
– Ой! Володя! Всё. Не могу говорить. Кто-то в дверь звонит. Давай.
– Позвони мне завтра, – понизив голос, заговорщицки предложил Гаврилов.
Зинаида Матвеевна галопом ринулась в коридор. Аврора уже открыла дверь – на пороге стоял обожаемый первенец, мамина гордость, сын-красавец с лицом Жана Маре и «туловишшем Лефонида Жаботинского» (по твёрдому убеждению Гавриловой, именно в этих двух мужчинах соединились воедино те качества, что непременно должны быть у каждого настоящего представителя противоположного пола, – мужество, сила, ум и красота). Он же: сводный брат-придурок Авроры. Он же: дезертир из славных рядов Советской Армии. Он же: бывший приблатнённый хулиган-малолетка, срезающий в толпе дамские сумочки... У-ух! Он же: сожитель Ирины Стекловой (довольно симпатичной статной женщины, любившей хорошо одеться, посмеяться, вкусно поесть и выпить, называвшей всех подряд «дорогушами», «солнышками» и «золотками»). Он же: отец четырёхлетней Наташки и отчим семилетнего Виталика, – Геня Кошелев стоял в дверях со своей четырёхлетней дочерью, не похожей ни на мать, ни на отца (не исключено, что девочка уродилась в «проезжего молодца»).
– Привет, козявка, – поздоровался он с Авророй. – Привет, мамань!
– Здравствуй, Генечка! – обомлела Зинаида Матвеевна, увидев сына и повиснув у него на шее, и захлюпала носом – так, словно драгоценное дитя вернулось с фронта после пятилетней разлуки.
– Ну что ты, мамань! – пытаясь стряхнуть с себя слишком уж навязчивую родительницу, сказал Геня. Та, отцепившись наконец от него, обратила внимание на внучку и затянула сахарным голоском: – Наташенька! Деточка моя! Как жизнь-то?! По бабушке хоть соскучилась?