Молодость Людовика ХIV

Дюма-отец Александр

Фил. Я, ваше величество,

Кор. О! Мы к счастию одни, и ты можешь меня звать своею матерью.

Фил. Тем лучше. У меня до тебя есть просьба.

Кор. Какая?

Фил. Но прежде всего, ты должна мне сказать, как ты меня сегодня находишь?

Кор Нахожу слишком красивым для мужчины.

Фил. Вот и ты с тем же! Ах! знаешь что: Шевалье де Лорен завязал для меня особую губную помаду, и вот, посмотри, какие у меня губы.

Кор.

А! да! очень свежие!

Фил. А Граф де Гиш достал мне чудный опиат для зубов.

Кор. Твои зубы и так хороши, зачем прибегать тебе к опиату? Вообще мне хотелось- бы знать, отчего ты так старается быть красивым?

Фил. Чтобы нравиться, конечно.

Кор. А вот король о того не делает; он не проводит целые дни за туалетом, как ты.

Фил. На то он и король. Для чего ему нравиться, когда он может приказывать.

Кор. Ты сейчас намекнул о какой-то просьбе?

Фил. Да, да, я и забыл.

Кор. В чем дело?

Фил. Это дело близко касается моего сердца, — Ах, да!… Ты заметила моя перчатки? Из настоящей испанской замши!

Кор. Прелестны!

Фил. И как хорошо пахнут! Неправда ли? Ты ведь любишь духи и наверное тебе понравятся: (подражая акценту Мазарини) за хорошими духами и тонким бельем королева Анна готова отправиться в самый ад.

Кор. Филипп!

Фил. Это не мои слова, милая мамочка, слова самого кардинала.

Кор. Ну, хорошо, хорошо! Бакая же у тебя просьба?

Фил. Ах, да! Вот в чем дело. Как тебе известно, принц Конти набрался учености у клермонтских иезуитов, так вот там у него товарищем был сын нашего обойщика Поклена.

Кор. Ну, и что же дальше?

Фил. Кстати об обойщике: какая здесь отвратительная мебель, а эти подушки!

Кор.(Смеясь) Ты знаешь, как кардинал экономен.

Фил. Как не знать, брать тоже знает. Ты помнишь, мамочка, тот день, когда государственный казначей поднес Людовику двести золотых.

Кор. Еще бы!.. Помню!

Фил. Несчастный братец неосторожно стал играть монетами в кармане; они зазвенели, а навостривший уши кардинал тотчас же- обратился к нему с приятной улыбкой: «что это, ваше величество, у вас будто завелись деньги?» И не говоря дурного слова, забрал себе все двести золотых, несмотря на упорное сопротивление Людовика.

Кор. Тебе не следует дурно отзываться о Мазарини. Он так тебя любит.

Фил. Он? Правда, он вечно мне улыбается, но, в сущности, он меня терпеть не может, я убежден в этом.

Кор. Филипп.

Фил. Впрочем, вы правы. Вернемся лучше к

моей просьбе: так вот, сын нашего обойщика, — он назвал себя Мольером, — как я слышал, очень достойный и хороший малый. Принц Конти предлагал ему состоять при нем в качестве секретаря, во он отказался. Правда, Конти немного вспыльчив и, говорят, убил последнего своего секретаря щипцами от камина, Кому же теперь охота занять его место, да и кроме того, Мольер только и бредит театром, пишет комедии, разыгрывает… Ах! когда же это у нас снова будет балет? Ко мне так прекрасно шел костюм молодой нимфы!

Кор. О, да, твой брат, я вполне уверена, не прочь был бы затеять новое представление, но к несчастию, у него нет денег.

Фил. Нет денег? А мне сказали, что указы уже подписаны.

Кор. Да. Но парламент отказывается их утвердить.

Фил. Вот уж именно несчастие с этим противным парламентом. Я всегда говорил, что нечего ожидать хорошего от таких уродливых и неряшливых людей… Итак возвращаюсь к протеже принца Конти… он желает получить… как бишь это называется… да, получить театральную привилегию.

Кор. О! да это касается короля!

Фил. Короля?

Кор. Да, это дело важное, государственное.

Фил. А разве государственные дела касаются моего брата?

Кор. Конечно, на то он и король.

Фил. В таком случае ни война, ни мир, ни финансы, ни союзы с иностранными державами, ничего из этого нельзя считать государственники делами.

Кор. Почему ты так думаешь?

Фил. Потому что всеми этими делами до сих пор заправляете вы, вдвоем с Мазарини. Знаешь ли, мамочка, что я тебе скажу. Как бы бедный братец Людовик XIV не стал слишком походить на нашего отца Людовика ХШ. Кардинал Ришелье, великий кардинал, как его называют с тех пор, как нет его в живых, тоже в свое время правил в королевстве.

Кор. Замолчишь ли ты, наконец…

Фил. Вот видишь ли, мамочка, я конечно не такой глубокий политик, как Анна Австрийская или, в особенности, как кардинал Мазарини… но будь я на вашем месте, честное слово, я бы дал какое-нибудь дело Людовику, а то в один прекрасный день…

Кор. Продолжай, продолжай!

Фил. В один прекрасный день он может сам забрать все себе в руки: войну, мир, финансы, союзы и даже свой брачный союз. Поверьте мне, что это легко может случиться. Я все сказал, а теперь пойду устраивать свидание Мольера с Людовиком, тем более, что, как оказывается, раздача театральных привилегий оставлена за королем. Пусть Мольер сам выпутывается, как знает, перед великим монархом. Я с своей стороны все сделал, что мог, в этом важном деле… Смотрится в зеркальце, находящееся на веере королевы) даже расстроил себе прическу.