Молодость Мазепы

Старицкий Михаил Петрович

Покусывая с досады губы, Тамара шагал из угла в угол, как вдруг до его слуха явственно долетел звук двух голосов, разговаривавших где-то в третьей комнате. Тамара весь замер и насторожился. Действительно, говорили два голоса, и один из них был женский. Но что это? Почудилось ли ему, или это нечистый шутит над ним? Нет, ему явственно послышалось произнесенное женским голосом имя Мазепы.

Тамара весь вздрогнул, краска бросилась ему в лицо. Быстро оглянувшись кругом, он в два прыжка очутился подле двери, неслышно приотворил ее, и приложив ухо к образовавшейся скважине,

замер на своем посту.

Пока Гострый совещался с Тамарой, Марианна велела подать Остапу кой-чего подкрепиться с дороги, а также приказала накормить и прибывших с ним казаков.

Перед Остапом появились полные всяких яств «полумиски» и фляжки с вином и наливками, — и проголодавшийся казак не заставил хозяйку утруждать себя усиленными приглашениями. Сидя против него, Марианна терпеливо ждала, пока казак утолит свой голод; ей хотелось расспросить его поподробнее о новостях чигиринской жизни и, главное, о самом Мазепе; какое-то предчувствие говорило ей, что от Остапа она может узнать гораздо больше, чем от других… Его лицо было ей знакомо; ей помнилось, что она его видела где-то вместе с Мазепой.

— Слушай, пане хорунжий, — обратилась она к нему, когда ей уже показалось, что аппетит казака начал ослабевать. — Сдается мне, что я тебя видела когда-то.

— А как же, — отвечал Остап. — Ведь это я приезжал сюда к пану Мазепе из Волчьих Байраков.

— Из Волчьих Байраков, — повторила Марианна, и при одном воспоминании об этой деревне в сердце ее шевельнулось болезненное чувство, — помню, помню… Так это тебя я видела в доме отца Григория?

— Меня, — усмехнулся Остап.

— Зачем же ты приезжал сюда к Мазепе?

— Ге! Там штука одна такая вышла, что надо было приехать. — И Остап передал Марианне сцену в шинке, во время которой он познакомился с Мазепой, и после которой Мазепа пригласил его в надворную команду Дорошенко. Он рассказал ей, как они беспокоились, не зная, куда скрылся Мазепа, и как вследствие этого он решился поехать к полковнику разузнать что-нибудь о Мазепе. Да тут как раз и нашел его и с тех пор не расставался с ним. — А вот теперь, — закончил он свой рассказ, — дай Боже ему век «довгый», наставил он меня хорунжим в надворной гетманской команде, а когда бы не его милость, так пропал бы, ей-Богу, ни за понюх табаку. У Марианны слегка отлегло от сердца.

— Так, значит, и ты там в замке живешь?

— Там же.

— Ну, так расскажи же, как поживает пан Мазепа и что там творится у вас в Чигирине?

Остап начал передавать Марианне с увлечением о том, какое значение приобрел теперь в Чигирине Мазепа, как его любят и почитают все, как с ним советуется вся старшина и даже сам гетман. В своих похвалах Мазепе благодарный Остап не жалел слов, но собеседнице его они не показались преувеличенными.

— Все, что ни делается в Чигирине, — воскликнул, наконец, с увлечением, Остап, — все от него исходит.

— Так это он и тебя сюда прислал? — произнесла живо Марианна.

— И он, и не он, — ответил Остап, — видишь ли, гетман хотел послать другого, а Мазепа предложил, чтобы меня отправили, так как мне все одно надо теперь еще

дальше ехать. Сердце Марианны болезненно стукнуло.

— Куда? — спросила она, стараясь придать своему голосу вполне равнодушный тон.

— Да на хутор, к Сычу.

— На хутор?.. К Сычу?..

— Ну да, в дикие поля… К Сычу, к тому самому старому запорожцу, что у отца Григория с внучкой Галиной гостил. Марианна заметно побледнела.

— Так это он, Мазепа, тебя туда посылает? — произнесла она каким-то неверным голосом.

— Опять и он, и не он, — отвечал с улыбкой Остап, — есть у меня и свое дело, а есть поручение и от пана Мазепы.

И Остап передал Марианне, что он едет за Орысей, которая гостит теперь с отцом у Сыча, так как теперь, благодаря ласке пана Мазепы, он может «взяты з нею шлюб».

Но Марианна не слышала рассказа Остапа…

— А он же, Мазепа, зачем посылает тебя туда? — произнесла она с трудом.

— Зачем? А затем, чтобы первым делом отвезти от него поклон Галине, да рассказать, как он живет в Чигирине, чтобы она не скучала, поджидаючи его, да отвезти ей разные «дарункы»…

— Дарункы?

— Ого, да еще какие! Чего только он ни накупил ей! Господи! Я думаю, она за всю свою жизнь таких подарков не видала!

И Остап начал перечислять с восторгом все подарки, которые пересылал через него Галине Мазепа.

— Да еще и перстень посылает ей диамантовый, его и в сто червонцев «не убереш»! — воскликнул с оживлением Остап, — да велел еще мне передать ей на словах, чтобы носила пока этот, а что скоро он переменит его на гладенький обручик. Марианна побледнела.

LXXVII

— Пан Мазепа думает жениться! — продолжал рассказывать Остап, не замечая, какое ужасное впечатление производят его слова на Марианну. — Мы было подумали прежде с Орысей, уж не дурит ли вельможный пан бедную дивчину? Только нет, о пане Мазепе и злейший ворог не скажет того! Уж сколько на него там в Чигирине засматривается и пань и вельможных панн, думаю, не одна бы с дорогой душой пошла бы с ним под венец. Так нет! Куда там! И не смотрит ни на кого. Уж так любит ее, так любит ее, как мать малую дытыну! Он и к матке своей за благословением посылал, — и та его благословила. Так вот он обо всем этом и письмо написал, а на случай, если не случится кого, чтобы смог письмо это перечесть, — он велел мне все на словах пересказать, чтобы дожидали его, и как только, мол, покончится вся «военная справа», так он сейчас к ним на хутор приедет, заберет всех с собою в Чигирин, да там и свадьбу справит.

Каждое слово Остапа впивалось в сердце Марианны острой стрелой. Молча, с окаменевшим от муки лицом, с остановившимся взором слушала она его. А Остап, увлекаясь, расписывал Марианне, как любит Галина Мазепу, и как Мазепа любит ее.

Наконец он спохватился, заметив, что время, по-видимому, перевалило уже далеко за полдень, и начал прощаться.

Марианна не удерживала его… Она задыхалась в этой комнате, она чувствовала, что теряет над собою власть. Она ощущала всем своим сердцем только одно желание: уйти, уйти от людей!