Молодость века
Шрифт:
Какой-нибудь безусый семиклассник, держа отнятую шашку наголо, конвоировал детину, который мог бы убить его одним ударом кулака. Зрелище это было настолько смешным и необычным, что по адресу арестованных, которые вчера еще вызывали ненависть у большинства населения, теперь сыпались остроты и язвительные замечания.
На другой день вновь назначенный командующий округом полковник генерального штаба А. Е. Грузинов принял парад войск, выстроившихся на Красной площади, а городской голова фабрикант Челноков произнес перед ними речь. «Теперь-то, — говорил он, — под руководством Временного правительства Россия доведет войну до победного конца».
Период от февраля
После революции 1905 года, когда пролетариат ценой жестоких боев вырвал у самодержавия конституцию, в течение восьми с лишним лет русские капиталисты и процветавшие за их счет буржуазные профессора, крупные адвокаты и так называемые «земские» и «городские» деятели на всех банкетах и собраниях повторяли одно и то же: дайте нам власть, и мы покажем, какой будет Россия!
Наконец они получили власть, так же как и полную поддержку со стороны американских, английских и французских капиталистов.
Страна, которая стояла на грани полной экономической и военной катастрофы, за несколько дней превратилась в сплошную говорильню. Практически никто не работал и работать не хотел. Пролетариат вовсе не собирался, свергнув самодержавие, трудиться не покладая рук для обогащения рябушинских, второвых, морозовых, манташевых и их иностранных компаньонов. Буржуазия и связанная с ней либеральная интеллигенция привыкли к тому, чтобы за них работали другие.
Все законы, ограничивавшие деятельность банков, акционерных обществ, монополий, торговых или промышленных компаний, были отменены.
Деньги падали катастрофически, цены соответственно росли. Спекуляция охватила все стороны жизни.
Воровство и грабежи приняли характер стихийного бедствия. Ограбили патриаршую ризницу.
Милиция, набранная из студентов, меньшевиков, эсеров и добровольно вступивших в нее жуликов, не в состоянии была поддерживать даже подобие порядка.
Начали возникать комитеты домовой охраны, которым выдали оружие. Во всех более или менее крупных домах подъезды к вечеру закрывались и жильцы по очереди несли сторожевую службу. Какой-нибудь присяжный поверенный, видевший в своей жизни револьвер только в качестве вещественного доказательства в суде, получал наган или винтовку и вместе с преподавателем гимназии или бухгалтером из банка шел на ночное дежурство. Так как жильцы сомневались в боеспособности такой охраны, то в наиболее богатых домах нанимали для этой цели офицеров. Выступая в качестве платных телохранителей богатых людей в тылу, в то время как на фронте продолжались бои, офицеры эти еще больше способствовали озлоблению солдат против командного состава.
Продажа спиртных напитков, запрещенная на время войны, возобновилась явочным порядком.
Кабаки и ночные кабаре росли, как грибы после дождя, и открыты были до утра. Могучая армия спекулянтов, офицеров и «земгусаров» [1] устраивала в них настоящие оргии.
Армия распадалась с необыкновенной быстротой. Толпы дезертиров устремились в тыл. Находившиеся в госпиталях солдаты не хотели идти на фронт. Множество офицеров не возвращались в свои части и оседали в тыловых городах.
1
Молодые люди, укрывавшиеся от войны в «Союзе земств и городов» и носившие военную форму с серебряными погонами.
В Москве на временном учете штаба округа находилось около пятнадцати тысяч офицеров. Еще больше было таких, которые, приезжая в «первопрестольную», вообще не становились ни на какой учет.
Правда, штаб округа создал «комиссию по борьбе с дезертирством».
Впрочем, у штаба округа были свои соображения, по которым он смотрел сквозь пальцы на этих офицеров. В предвидении возможного столкновения с большевиками третий по счету командующий округом полковник К. И. Рябцев надеялся, что хотя бы часть этих кафешантанных завсегдатаев в решительную минуту возьмется за оружие.
Одновременно с этим создавались «батальоны смерти» из молодых людей, носивших нашивки на рукавах с изображением черепа и перекрещенных костей, а также и «женские ударные батальоны», состоявшие из подкрашенных и нарумяненных девиц, необыкновенно толстых, с челками на лбу и с устрашающими бюстами.
С помощью такого пополнения Временное правительство собиралось спасти многомиллионную армию, которая таяла на глазах, и начать новое наступление против немцев. Это было тем более бессмысленно, что за всю первую мировую войну ни одно русское наступление не было поддержано англо-французскими войсками на Западном фронте. Войска союзников находились в стадии «перманентной обороны» до «Амьенской операции», то есть до августа — сентября 1918 года…
В начале сентября брат Михаил снова приехал с фронта, злой и похудевший. От его обычного добродушия не осталось и следа. Оказывается, после июльских событий в Петрограде, объезжая фронт, комиссар Временного правительства меньшевик В. С. Войтинский выступил перед его полком с призывом к солдатам «защищать родину и свободу» и не слушать «изменников большевиков». Михаил, отвечавший от полкового комитета, заявил, что солдаты не считают большевиков изменниками и требуют освобождения всех, арестованных во время июльской демонстрации. Вскоре его вызвали зачем-то в Искоборсев [2] в Псков с тем, чтобы он по прибытии туда зарегистрировался в комендатуре штаба фронта.
2
Исполнительный комитет Северного фронта.
Дежурный комендатуры, капитан, посмотрев на извещение о вызове, заглянул в какой-то список и нажал кнопку звонка. Вошел поручик.
— Направите его в тюрьму согласно распоряжению комиссара фронта, — сказал капитан и стал писать сопроводительную бумагу.
Михаил поднял шум, но ничто не помогало.
— Да вы не волнуйтесь, — успокаивал его капитан. — Возможно, что тут и недоразумение. День, два — все выяснится, и вас освободят.
Михаила конвоировал «ударник» из студентов-добровольцев. Держа винтовку на изготовку, он время от времени повторял:
— Иди, иди, большевик, пошевеливайся!
Михаил, отличавшийся вспыльчивым характером и к тому же возмущенный тем, что ему угрожает какой-то мальчишка, неожиданно повернулся, вырвал из рук «ударника» ружье и дал ему в ухо. Когда тот упал и закричал, брат поднял его за шиворот.
— Ну, показывай, где у вас тут тюрьма!
Положение изменилось. Конвоируемый Михаилом «ударник» шел впереди.
В итоге этой истории Михаил просидел недели две в тюрьме, и только вмешательство командира полка спасло его от военного суда.