Молодой Блейз
Шрифт:
По прилете на Ассоциацию Блейза должен был встретить человек, которому предстояло заботиться о нем в дальнейшем, – старший брат Иезекииля Маклейна, одного из первых мужчин в жизни его матери.
Этот Иезекииль был единственным светлым пятном в прошлом Блейза. Именно Иезекииль принял на себя бремя отцовства в отношении не только Блейза, но и его старшего сводного брата Данно. Данно мать отправила к Генри Маклейну на его ферму несколько лет назад. Похоже, что этому поспособствовал Иезекииль.
Иезекииль странным образом был одновременно и похож и не похож на, мать Блейза.
С появлением нового прежний обычно тут же изгонялся. Но Иезекииля, казалось, вполне устраивало положение наполовину друга, наполовину слуги. Он каким-то удивительным образом умел поднимать чаще всего плохое настроение матери Блейза. И видимо, она просто нуждалась в нем, хотя доступ в ее спальню ему был закрыт.
И вот, пожалуйста: две недели назад Иезекииль связался с Генри, чтобы узнать, не возьмет ли он к себе еще одного незаконного ребенка своего безбожного бродяги брата. Правда, даже сама мать Блейза точно не знала, кто был его настоящим отцом.
Блейз подозревал, что Генри в конечном итоге всегда уступал Иезекиилю, хотя тот и изображал своего брата твердым как кремень. И конечно же, Генри в свое время согласился принять на воспитание Данно, сводного брата Блейза, который был старше его на десять лет, а теперь не отказался принять и Блейза. Именно благодаря Иезекиилю, с его неиссякаемым юмором и добротой, Блейз время от времени получал возможность отдохнуть от железной дисциплины, насаждаемой наставниками и непредсказуемостью матери. Но теперь Иезекииль остался где-то там, далеко позади.
В свое время мать держала Данно при себе, считая, что только она одна может руководить им. Но у нее это не очень получалось, и Данно, будучи тогда всего на пару лет старше, чем Блейз сейчас, попытался сбежать от нее. Тогда она отправила его к Генри и решила, что больше такой ошибки не повторит.
И все же она ее повторила. Блейза постоянно контролировали наставники, менявшиеся с появлением очередного любовника, увольнявшего предыдущих и нанимавшего новых. Мальчику всегда позволяли показываться перед гостями матери: в такие моменты она купалась в отражении славы гениального ребенка.
Безусловно, он был настоящим гением. Но к этому качеству, доставшемуся ему от рождения, прикладывались еще и долгие часы учебы в условиях жесткой дисциплины.
Вообще учеба для него не была в тягость. Ему все было интересно. Мать так и не смогла избавиться от экзотских принципов и поэтому никогда не наказывала его физически: обычно его просто посылали «подумать над своим поведением» в специальную комнату. Из мебели в ней было только специальное ложе, создаваемое силовым полем. Это поле полностью окутывало тело и обеспечивало желаемую температуру и мягкость.
Делать в комнате было абсолютно нечего. Поэтому, как и любой, оставленный в одиночестве ребенок, он давал волю своему воображению.
Блейз мечтал о стране, где не было бы ни наставников, ни матери, а у него имелась бы волшебная палочка, которая давала бы ему неограниченные власть и свободу. Причем, как полновластный правитель, он бы особо настаивал на том, чтобы вокруг него всегда находились одни и те же люди. Словом, в этой стране он жил бы совсем по-другому, чем в реальной жизни.
Постепенно охватившие его воспоминания отступили на задний план и их место заняли прежние опасения и тревоги. Вначале Блейз был буквально охвачен экстазом при мысли о том, что ему все же удалось вырваться из дома. Но за время, проведенное на корабле, первое возбуждение утихло, и он начал задумываться: не попадет ли снова под власть наставников, только теперь уже новых? Сейчас, оказавшись в одиночестве, он изучал материалы, посвященные вопросам религии, которые взял с собой: ведь необходимо подготовиться и понять, как можно в случае чего защитить себя в новом окружении – «дяди» и двух его сыновей, чьих имен Блейз пока даже не знал.
Он старался запоминать целые длинные пассажи, чтобы иметь возможность в нужный момент извлечь их из памяти и повторить слово в слово, как попугай.
Когда-то он мог на память повторять целые таблицы цен на акции, на недвижимость и любые текущие политические новости. Мать с удовольствием показывала его гостям как вундеркинда, разбирающегося во всех этих делах, хотя он почти не понимал, что означают произносимые им слова.
На второй день путешествия Блейз совершенно неожиданно ощутил чье-то присутствие рядом.
Оказывается, он уже стал предметом обсуждения.
– По-моему, он очень одинок, – сказала одна из женщин – в форме обслуживающего персонала корабля – другой. – Большинство детей носятся туда и сюда, требуют прохладительных напитков в баре, всех утомляют и раздражают, а он просто сидит и не создает никому никаких проблем.
– Будь благодарна ему за это и оставь его в покое, – ответила ей вторая.
– Видимо, случилось что-то серьезное там, откуда он летит, – настаивала первая, – потому-то он так одинок и расстроен и так ведет себя.
Вторая стюардесса явно была настроена скептически. Более опытная, она совершила значительно больше полетов, чем ее молодая рыжеволосая, с живым лицом, стройная подруга. Несмотря на совет подруги оставить мальчика в покое, рыжеволосая все же подошла к Блейзу, села в соседнее кресло и развернула его так, чтобы оказаться лицом к Блейзу.
– Любуешься звездами? – спросила она. Блейз мгновенно насторожился. Жизнь научила его подозрительно воспринимать любые проявления кажущегося дружелюбия. Независимо от того, как она выглядела и что говорила, эта девушка, скорее всего, была одним из очередных наставников, якобы предлагающих дружбу, но только ради того чтобы в дальнейшем установить над ним контроль. Поэтому полное неприятие любой подобной попытки стало у него просто рефлексом и часто имело под собой основания.