Молодой Сталин
Шрифт:
Государственный банк сам не мог понять, лишился он 250 000, или 341 000 рублей, или какой-то суммы между этими двумя, но в любом случае сумма была впечатляющая – около 1 700 000 фунтов стерлингов, или 3 400 000 долларов, в пересчете на сегодняшние деньги, хотя покупательная способность у них была гораздо выше.
Бочоридзе и его жена Маро, еще одна грабительница, зашили деньги в матрас. Стройная девушка с маузером Пация Голдава позвала носильщиков, возможно кого-то из уличных мальчишек Сталина, и следила за перевозкой денег в другой надежный дом за рекой Курой. Матрац положили на кушетку директора Тифлисской физической обсерватории, где Сталин жил и работал после семинарии. Это была последняя работа Сталина перед тем, как он с головой погрузился в подполье, последняя официальная должность до того, как он вошел в ленинское правительство в октябре 1917-го. Позже директор обсерватории признался, что не
Сам Сталин, по утверждениям многих источников, помог перевезти деньги в обсерваторию. Звучит как легенда, но вполне правдоподобная: похоже, Сталин часто перевозил украденные деньги – верхом по горам, в полном вооружении, с трофеями налетов и ограблений в переметных сумах.
Как это ни удивительно, тем вечером Сталин отправился домой к Като и похвастался перед семьей своим подвигом: у ребят все получилось 17 . Хвастаться было чем. Деньги были спрятаны в матрасе метеоролога, вскоре их отправят Ленину. Никто не подозревал ни Сталина, ни даже Камо. Добыча будет переброшена через границу, кое-что удастся даже отмыть через “Лионский кредит”. Полиция нескольких стран будет в течение месяцев безуспешно преследовать деньги и преступников.
Рассказывали, что первые два дня после ограбления Сталин, которого не подозревали в причастности к преступлению, чувствовал себя в безопасности и беззаботно пил в харчевнях на набережной. Но это продолжалось недолго. Внезапно он сказал жене, что они должны немедленно уехать и начать новую жизнь в Баку, нефтяном городе на другом конце Кавказа.
“Только дьявол знает, как этот грабеж неслыханной дерзости был совершен”, – писала тифлисская газета “Новое время”. Сталин спланировал идеальное преступление.
И все же тифлисское ограбление оказалось далеким от идеального. Оно стало почти пирровой победой. После него Сталин никогда уже не жил в Тифлисе и вообще в Грузии. Судьба Камо обернулась безумно нелепой трагедией. Погоня за деньгами, часть которых, как выяснилось, была в меченых купюрах, далась нелегко, но это был далеко не конец. Успех ограбления для Сталина стал почти что катастрофой. Мировая известность, которую получило преступление, оказалась мощным оружием против Ленина – и против самого Сталина.
Бандиты переругались из-за добычи. Ленин и его соратники сражались за эти деньги, как крысы в клетке. Враги Ленина в последующие три года инициировали три партийных расследования, надеясь погубить его. Сталин, персона нон грата в Грузии, запятнанный бесцеремонным небрежением партийными правилами и кровавой бойней в Тифлисе, был исключен из партии Тифлисским комитетом. Такое пятно на репутации могло бы уничтожить все шансы Сталина стать преемником Ленина, помешать ему стать главой России и первосвященником марксизма. Это так беспокоило Сталина, что в 1918-м он даже начал невероятное дело о клевете, чтобы помешать огласке этой истории [9] . Его карьера “крестного отца”, дерзкого грабителя банков, убийцы, пирата и поджигателя – хотя о ней шептались в России и с удовольствием говорили на Западе – оставалась тайной до начала xxi века.
9
В 1920-х, до превращения в диктатора, Сталин шел на невероятные ухищрения, чтобы скрыть свое участие в экспроприациях. В 1923–1924 годах его главный наемник Котэ Цинцадзе, в ту пору сталинский противник, опубликовал свои воспоминания в малотиражном грузинском журнале. Они были перепечатаны в 1927-м, но после этого страницы, на которых описывалось участие Сталина в убийствах и грабежах, были изъяты: этот процесс продолжался и в 1930-е, под контролем Берии. Сегодня их очень сложно найти.
С другой стороны, тифлисский “спектакль” стал той точкой, с которой начался Сталин. Он показал себя не только как одаренный политик, но и как безжалостный человек действия – показал покровителю, чье мнение действительно имело значение. Ленин решил, что Сталин – “именно тот человек, который мне нужен”.
Через два дня Сталин с женой и ребенком покинул Тифлис. Но это было далеко не последнее его ограбление. Сталину предстояло покорять новые миры: Баку, главный нефтяной город в мире; Санкт-Петербург; всю необъятную Россию. Сталин, сын Грузии, выросший на диких, контролируемых кланами улицах неспокойного города, европейской столицы ограблений, теперь впервые ступил на русскую сцену. Он ни разу не оглянулся назад.
Но впереди его ждала личная трагедия, которая превратила этого самовлюбленного убийцу в политика высшего класса; ни один трофей, ни одно испытание, никакая цена человеческих жизней не будут для него непомерными в борьбе за осуществление своих личных амбиций и воплощение утопических мечтаний 18 .
Часть первая
Утро
10
Стихотворения Сталина здесь и далее цитируются в русских переводах, авторство которых не указано, по изданию: Сталин И. В. Сочинения.Т. 17. Тверь, 2004. С. 1–6. – Прим. перев.
Глава 1
Сосо, чудом спасенный ребенок Кеке
17 мая 1874 года пригожий молодой сапожник, образчик грузинского рыцаря, Виссарион Джугашвили, Бесо, двадцати двух лет, обвенчался с семнадцатилетней Екатериной Геладзе, Кеке, красивой веснушчатой девушкой с каштановыми волосами. Венчание прошло в Успенском соборе маленького грузинского городка Гори 1 .
К Кеке в дом пришла сваха, чтобы рассказать о предложении сапожника Бесо: он был уважаемым ремесленником из мастерской Барамова, хорошая пара. “Бесо, – пишет Кеке в недавно найденных воспоминаниях [11] , – считался среди моих подруг очень популярным молодым человеком, все они мечтали выйти за него замуж. Мои подруги чуть не лопнули от зависти. Бесо был завидным женихом, настоящим карачохели [грузинским рыцарем], с красивыми усами, прекрасно одетый – и с манерами горожанина”. Кеке не сомневалась в том, что и она была подходящей парой Бесо: “Я выделялась среди подруг, была желанной и красивой девушкой”. “Стройная, с каштановыми волосами, большеглазая” – о ней говорили, что она “очень красива”.
11
Воспоминания лежали в архиве грузинской компартии, семьдесят лет о них никто не вспоминал. Они никак не фигурировали в культе Сталина. Похоже, Сталин их не читал и не знал, что они существуют, поскольку, насколько известно автору этой книги, они не были посланы в сталинский московский архив. Он не хотел, чтобы высказывания его матери публиковались. Когда в 1935-м советская пресса проинтервьюировала Кеке в стиле журнала Hello!, Сталин в гневе выговаривал Политбюро: “Прошу воспретить мещанской швали, проникшей в нашу центральную и местную печать, помещать в газетах “интервью” с моей матерью и всякую другую рекламную дребедень вплоть до портретов. Прошу избавить меня от назойливой рекламной шумихи этих мерзавцев”. Кеке, волевая женщина, которая не была рада могуществу своего сына, очевидно, записала воспоминания втайне и вопреки желаниям Сталина 23–27 августа 1935 года, незадолго до смерти.
Свадьба, согласно обычаям, состоялась сразу после заката; грузинская общественная жизнь, как пишет один историк, “подчиняется ритуалу не менее строгому, чем ритуал китайского придворного”. Бракосочетание отмечалось со всем подобающим дикому городку Гори буйством. “Это было что-то великолепное”, – вспоминает Кеке. Гости-мужчины были настоящими карачохели, “веселыми, дерзкими и щедрыми”, в прекрасных черных чохах “с широкими плечами и узкими талиями”. Главным из двоих друзей жениха был Яков Эгнаташвили (Коба), дюжий борец, богатый купец и местный герой; по словам Кеке, он “всегда старался помогать нам в создании нашей семьи”.
Жених и его друзья собрались на пирушку в доме Бесо, а затем торжественно прошествовали по улицам, чтобы забрать Кеке и ее семью. Затем разряженная чета отправилась в церковь в разукрашенном свадебном фаэтоне. Звенели колокольчики, развевались ленты. На хорах церкви собрались певчие; внизу среди мерцающих свечей раздельно стояли мужчины и женщины. Раздались одухотворенные, гармоничные грузинские песнопения под аккомпанемент зурны – национального духового инструмента наподобие берберской флейты.