Молодой Сталин
Шрифт:
В эти дни Сталин разразился шквалом статей. Он обвинял Керенского в создании “нового дела Дрейфуса”, в “гнусной клевете против вождей рабочей партии”, говорил о “продажных” “разбойниках пера из буржуазных газет”. “Слепые!” – выговаривал он меньшевикам за их глупость и предрекал, что при Керенском они “потонут, как мухи в молоке”.
“Выдать большевиков? – спрашивал Сталин Керенского от лица меньшевиков (редкий случай – к сатире он обращался нечасто). – К вашим услугам, гг. контрразведчики… Разоружить революцию? С нашим удовольствием, гг. помещики и капиталисты”. Сталин действовал как вождь большевиков.
А еще он вновь сменил квартиру – решение, которое по-новому повернет его жизнь 1 .
“Слежки
Сталин съехал от Молотова и переместился к Аллилуевым. Комнаты были светлые и уютные, хорошо проветривались. Кухня, ванная, даже душ – все современное, по последнему слову техники. Горничная, жившая в каморке, готовила обед. Сталин занял комнату Федора (в ней раньше жил и Ленин): здесь была настоящая кровать, деревянный туалетный столик с круглым зеркалом, изящный письменный стол и портрет Байрона. За завтраком наутро после переселения Сталин сказал, что ему давно не удавалось так выспаться.
Часто Сосо оставался один с Ольгой. Сергей был занят на электростанции, Надя на летние каникулы уехала в Москву, Анна выполняла партийные поручения. Ольга ухаживала за Сталиным, купила ему новый костюм. Он попросил ее сделать под пиджак теплые вставки, высокий черный бархатный ворот и нашить пуговицы до самой шеи: у него болело горло, и носить обычный воротничок с галстуком было неудобно [195] .
Сосо вел все такую же неупорядоченную жизнь. Еду он покупал по пути домой: краюху хлеба, рыбу или колбасу в уличном киоске. Он без устали занимался “Правдой” – склонясь над столом, на котором стояла чернильница с позолоченным медведем, он писал так много, что на пальцах у него появились мозоли. Иногда он приходил ночевать, иногда нет. Однажды он так устал, что уснул в постели с зажженной трубкой, чуть не спалив квартиру.
195
Так у Сталина появился первый полувоенный френч – вероятно, подобный облик он позаимствовал у Керенского, который стал считать себя российским Наполеоном. Тщеславный премьер отныне не расставался с военной формой, сапогами и френчем, хотя военным никогда не был. Сталин будет носить френч всю оставшуюся жизнь, а голову будет покрывать “рабочей” кепкой. Ленин больше уже не носил шляпу-хомбург: ему тоже стали нравиться кепки. В годы Гражданской войны так называемый партийный френч, кожаная кепка, пальто, сапоги и маузер составят негласную большевистскую униформу. Она станет символом воинственной природы большевиков.
В конце июля Сталин опять съехал: начался Шестой съезд партии. Он проходил тайно, в монастырском помещении на Большом Сампсониевском проспекте, на случай если бы полиция решила разогнать делегатов 2 . Сталин как действующий лидер произнес отчетный доклад. Он призвал делегатов – 300 человек – сосредоточиться на будущем: “Надо быть готовыми ко всему”. Затем он сделал еще один доклад – “О политическом положении”. Он настаивал, что Россия должна совершить собственную революцию, предлагал откинуть представление “о том, что только Европа может указать нам путь”. (В дальнейшем это убеждение выльется в лозунг “Социализм в одной отдельно взятой стране”.) Второй сталинский доклад, вероятно, написал Ленин – по крайней мере вчерне. Но настоящим соратником Сталина в восстановлении партии стал Свердлов, с которым они наконец помирились.
“Доклад товарища Сталина полно осветил деятельность Центрального комитета, – сказал Свердлов. – Мне остается ограничиться узкой сферой организационной деятельности Центрального комитета”.
Сталин был избран главным редактором всей партийной печати и членом Учредительного собрания. Но, когда избирали ЦК, Сталина по голосам обошли Каменев и Троцкий. Партия все еще переживала упадок, но Сталин заявил: для Временного правительства “мирный период… кончился. <…> Жизнь будет бурлить, кризисы будут чередоваться” 3 .
Он вернулся к Аллилуевым. Летние каникулы прошли, Надя приехала домой и собиралась в школу.
Тем летом Сталин “залег на дно” в квартире Аллилуевых, где жили две сестры. Он стал душой компании. “Иногда Сталин не появлялся несколько дней”. А потом вдруг приходил среди ночи, когда девушки уже спали, и стучал к ним в комнату. Они жили в опасной близости: дверь вела из спальни Сталина в спальню Нади. Лежа на кровати или сидя за столом, он мог видеть ее туалетный столик.
– Неужели спите? – будил он сестер. – Поднимайтесь! Эй вы, сони! Я тарани принес, хлеба…
Девушки вскакивали и пробирались в комнату Сталина, где “сразу становилось шумно и весело. Сталин шутил. Карикатурно, иногда зло, иногда добродушно, он изображал тех, с кем сегодня встречался”.
Семинарист-самоучка и хорошо образованные девушки говорили о литературе. С их друзьями он тоже играл и шутил. Он развлекал их рассказами о своих приключениях в ссылке, о собаке Тишке. Читал им свои любимые книги – Пушкина, Горького, Чехова; чаще всего – чеховские рассказы: “Хамелеон”, “Унтер Пришибеев”, – и особенно ему нравилась “Душечка”, которую он “почти наизусть знал”. Часто он заговаривал и о женщинах. “Ну эта-то! Настоящая Душечка”, – говорил он о легкомысленных женщинах, существовавших лишь ради своих мужчин, не знавших независимой жизни. Он поддразнивал служанку, деревенскую девушку Паню, и всем давал прозвища. “Если он был в особенно хорошем настроении, – пишет Анна, – то разговор с нами он пересыпал обращением “Епифаны-Митрофаны” (в честь человека, у которого жил в новоудинской ссылке). “Ну как, Епифаны? Что слышно? – приветствовал он девушек. – Эх, Митрофаны вы, Митрофаны!” Иногда он обращался к ним “Тишка”, как к своей собаке. Политику он тоже обсуждал с Сергеем и девушками: они все были большевистской семьей. Надя так гордилась тем, что она большевичка, что ее дразнили в школе. Ее крестный отец Енукидзе, Калинин, Серго и Свердлов были ей уже как дядья. В их доме нашел убежище Ленин. Анна вспоминает, как в сентябре “Сталин привел к нам домой товарища из кавказской группы”. “Коренастый, с черными гладкими волосами, с бледным матовым лицом”, он “конфузливо пожал всем руки, улыбаясь большими добрыми глазами”.
– Это Камо, – представил гостя Сталин. – Послушайте его. Он вам такое расскажет!
Девушки пришли в восторг: “В самом деле, это был Камо”. Он угощал их рассказами о своей “полуфантастической жизни”. Бесстрашный психопат пять лет просидел в Харьковской тюрьме. Революция подарила ему свободу. Он собирался бежать как граф Монте-Кристо – притворившись мертвецом, – но вовремя узнал, что тюремщики головы умерших в тюрьме разбивали кувалдами – на всякий случай. “Камо много говорил о Сталине – и тихий спокойный голос нашего гостя становился восторженным”. Камо приехал в Петроград, чтобы пуститься на новые подвиги. Его связь с Аллилуевыми приведет к трагедии.
На другой день после возвращения Надя начала убираться в квартире. Она так громыхала стульями, что Сталин, который писал какую-то статью, вылетел из комнаты.
– Что тут творится? – спросил Сосо. – Что за кутерьма? А, это вы! Ну, сразу видно – настоящая хозяйка за дело взялась!
– А что? Разве плохо? – огрызнулась вспыльчивая Надя.
– Да нет! – ответил Сосо – его все это явно забавляло. – Очень хорошо! Наводите порядок, наводите… Покажите им всем…
Школьницей Надя была, как пишет ее сестра Анна, “живой и непосредственной, открытой, прямой”. Но “цыганская” жизнь ее вечно странствующей семьи, где дневали и ночевали гости, а мать была известна вольным нравом, развила в характере Нади новые черты: серьезность, пуританство. Она хотела порядка и безопасности.
“Папа и мама скрипят по-прежнему”, – писала Надя подруге. Свою мать она со временем стала презирать за постоянные и скоротечные романы. “Мы стали большие, – писала она некоторое время спустя. – и хотим делать и думать так, как мы хотим… Главное то, что у нас дома для нее [Ольги] уже нет личной жизни, а она еще молодая и здоровая женщина. Теперь все хозяйство пало на меня”. Может быть, она считала и свою мать Душечкой из чеховского рассказа.