Молодые Боги. Новый Рассвет
Шрифт:
«Прорвемся», – услышал я словно вживую ее шепот, когда, дуря голову Квинту Джонсу, она успокаивала меня, экономя себе два с половиной миллиона сестерциев.
– Прорвемся, – эхом шепнул я голосом Юлии. По щекам текли слезы – и наверняка это реагировало ее тело, не мое, – я ни разу не плакал после семи лет.
Не обращая внимания на бегущие по щекам соленые дорожки, порывисто шагнул к валяющимся на полу вещам. Подхватив иззубренный тесак, взятый еще с полуорка в змеиной яме, без промедления сильно резанул себе по левому запястью. Подбросив клинок, поймал его другой рукой и похожим резким движением вскрыл запястье правой. В этот раз получилось не так деликатно – рана оказалась глубокой и рваной. Уронив нож на пол, шагнул к Ребекке и, повинуясь странному наитию, обнял ее. Чародейка была непривычно выше, а удивительно вишневый вкус ее губ поразительно знакомым.
Чувствуя бурю эмоций внутри нее, я ощущал, как Ребекка понемногу, сначала нехотя, преодолевая внутреннее сопротивление, отвечает на мой страстный поцелуй. Кровь из глубоко разрезанных запястий щедро текла на спину чародейки, а затяжной поцелуй словно пьянил нас, накрывая с головой умопомрачительным безумием. Зажмурившись, я вспомнил, как обнимал Юлию в своей келье – когда после ссоры, едва не разрушив все вокруг себя, мы сплелись в безумных объятиях.
И вдруг меня словно пронзило электрическим разрядом – я понял, что уже наблюдаю за нашими с Юлией объятиями глазами Ребекки, которая в то время, когда мы с юной Орловой занимались любовью, скрывалась в двух шагах за магическим пологом. Графиня вдруг вздрогнула, открыв рот, попыталась глотнуть воздуха и отстраниться, но я только сильнее прижал ее к себе.
Уже чувствуя, что умираю от потери крови, сквозь серую мрачную мглу успел услышать пронзительный крик Ребекки – в котором удивительным образом смешался страх и неземное наслаждение.
Вспоминания юных
Возвращение в мир было необычно – я словно приземлился после прыжка с небольшой высоты, ударившись в землю не подошвами, а каждой клеточкой своего тела. Моего тела – родного – облаченного в белую униформу Диаманта.
Крепко зажмурился ненадолго, приходя в себя. Стоило только открыть глаза, как встретился взглядом с Юлией. Она была совсем рядом – ее нагую тонкую фигурку сотрясала крупная дрожь, руками девушка обхватила себя за плечи, а в огромных, наполненных слезами глазах застыло непонимание и ужас. Появилась она чуть раньше меня – рядом стояла Ребекка, поддерживающая и помогавшая ей подняться – судя по всему, на ногах Юлия не устояла.
Когда мы встретились взглядами, девушка всхлипнула и нетвердой походкой направилась ко мне. Я подался ей навстречу, обнимая – стоило только нам прикоснуться друг к другу, как Юлия заплакала навзрыд. Переживая воспоминания о пытках и последних минутах своей жизни, она забилась в истерике. Мне потребовалось приложить немало усилий, чтобы удержать худощавую, но удивительно гибкую и сильную девушку в своих объятиях. Еще сильнее обняв, я начал гладить ее по волосам.
– Юлечка, солнышко, успокойся, уже все хорошо… – негромко пробормотал я, но запнулся на полуслове, столкнувшись взглядом с Ребеккой. Графиня смотрела до такой степени ошарашенно, что я испугался было, не понимая, в чем причина ее беспокойства, как вдруг полностью осознал, что со мной произошло.
Мир вокруг закрутился, словно я находился в центрифуге, а сознание ухнуло куда-то в пропасть. Перед глазами одна за другой принялись мелькать вспышками обрывки воспоминаний, сменяя друг друга калейдоскопом, заставляя зажмуриться. Резко выдохнув, с усилием открыл глаза и вновь пересекся взглядом с Ребеккой. Почувствовав ее эмоции, попробовал было задать вопрос, но слова застряли у меня в горле.
– Ты тоже? – наконец едва слышно выдал я.
Ребекка на негнущихся ногах подошла ближе и обняла нас с Юлией. Когда она прикоснулась к девушке, та резко вздрогнула, замерев на несколько мгновений, а после зарыдала еще громче, пытаясь спрятать лицо у меня на груди.
– Я тоже, – шепнула графиня.
Голова готова была взорваться – под бровями собрался тяжелый клубок напряжения, перед внутренним взором замелькали обрывки чужих мыслей и воспоминаний.
Картинки отелей на Мальдивах и Лазурном берегу, великосветские рауты, разбитые и захламленные номера после масштабных вечеринок, случайно сожженный коттедж на Ибице, коридоры и залы заседаний Берлемона, постылые классы элитной школы, пререкания с подобострастными учителями и репетиторами, парламентские слушания, смущенные сотрудники дорожной полиции, приехавшие оформлять разбитый спорткар – даже не упоминающие несовершеннолетний возраст, белые дорожки легких наркотиков в элитных клубах столиц, хрустальный звон бокалов на закрытых приемах – эти и другие воспоминания Юлии и Ребекки смешались у меня в мозгу.
Память юной Орловой стала моей целиком и полностью. И в ней были такие вещи, которые я никогда, ни при каких обстоятельствах, не желал бы знать. В том числе и о себе – устойчивые и яркие воспоминания о том, почему Юлия меня спасла, выкупив из рабства. Картинки, связанные с Ребеккой показались не столь яркими – причем не было ничего, связанного с ее детством. Столкнувшись со взглядом графини, чувствуя на щеке ее прерывистое дыхание, по эмоциям я понял, что она испытывает аналогичные чувства, также став обладательницей части чужой – моей и Юлиной – памяти.
С едва заметным кивком графиня чуть прикрыла глаза и, резко развернувшись, вышла из часовни. Юлия в этот момент практически заскулила и вдруг опустилась на колени, обнимая мои ноги – я почувствовал ее горячий стыд и понял, что и она осознала происходящее с памятью. Резким движением заставил девушку подняться. Юлия, избегая моего взгляда, прижалась ко мне, вцепившись изо всех сил.
Несколько минут мы простояли практически неподвижно – плечи Юлии вздрагивали от рыданий, но она постепенно приходила в себя после истерики. Еще через пару минут появилась Ребекка и, едва тронув за плечо девушку, протянула ей униформу Диаманта.
Одевалась Юлия так, что старалась постоянно держаться за меня, отпуская руку лишь на краткие мгновения. Причем взгляда моего она старательно избегала, пряча глаза. И причиной этому были вовсе не мои воспоминания. Конечно, в них присутствовали такие вещи, которые я никогда бы не осмелился рассказать – но в памяти Юлии очень явно читалось первоначальное отношение ко мне. Я с неожиданной четкостью осознал, что одна из первых прочитанных ею книг – «Капитан Темпеста» – настолько ярким образом засела в сознании девушки, что она возжелала себе такого преданного и покорного слугу, каким был Эль-Кадур для герцогини д'Эболи. И в тот момент, когда я лежал с простреленной головой, но, ко всеобщему удивлению, живой, а пьяный Тарасов договаривался с «уважаемым» человеком о решении вопроса с террариумом, Юлия решила, что это шанс реализовать свою мечту.
Тогда ей это показалось достаточно забавным развлечением, пусть и на грани фола. Другое дело, что после первого вечера в портовой таверне отношение девушки начало меняться – и уже очень серьезно оно трансформировалось после ночи в моей келье, – но это уже дела последующие, а из песни, как говорится, слов не выкинешь.
Впрочем, гораздо больше воспоминаний Юлии – среди которых были и те, что заставили почувствовать к ней горячую признательность, меня сейчас волновало то, что я знал в лицо всех тех, кто приложил руку к ее смерти. Кулаки сжимались от холодной ярости, а внутри появилось стойкое желание убивать.