Молодые Боги

Извольский Сергей

– Достаточно! – эхо от короткого выкрика заметалось по арене – акустика в которой была великолепна.

Я видел взгляды мастеров – сдержанные, недоуменные и откровенно благодарный – Олега. Вот и доверяй потом первому впечатлению – казавшийся на первый взгляд обитателем опасных городских окраин мастер оказался способен на истинное сострадание. И это в коллективе Цитадели - явно нежалующего подобные эмоции учебного заведения.

Облегченно вздохнул Саян – ему тоже было отвратно смотреть на издевательство Макленина. Я в этот момент некоторое облегчение – скрывающий за показательным спокойствием и невозмутимостью

Саян, который на моих глазах избивал и грубо раздевал Юлию – все же может испытывать сострадание.

Макленин, остановленный в очередном пируэте криком, не стал резать балерину – повернувшись, он играючи ушел от меча девушки, и отвесил ей обидный пинок – вскрикнув от боли и унижения, Майя неприятно упала, проехавшись по песку лицом.

– Достаточно, говоришь? – растянул неестественно красные губы в широкой, но безжизненной улыбке Макленин.

Майя продолжала лежать – я видел, как подрагивает от всхлипов ее спина. Закаленная девушка все же не выдержала, но - несмотря на истерику, она не выпустила из рук меч. Который - в несколько скользящих шагов оказавшийся рядом Макленин, выбил их ее руки сильным ударом. Короткий болезненный вскрик, и клинок полетел в стену – с искрами ударившись в крупную кладку над правым плечом Приска – так что несколько мелких камушков попало ему на щеку. Тот даже не шелохнулся, хотя меч, падая на песок, пролетел совсем рядом с его плечом.

Некоторое время Макленин и Приск смотрели друг на друга. Загадочная - явно нездоровая личность, стояла спиной ко мне, и я не наблюдал его глаз, а вот во взгляде Приска читались неприкрытые ярость и гнев.

– Как скажешь, дорогой друг. Как скажешь, - шипящим шепотом – слышным, впрочем, по всей арене, произнес Макленин. Не переставая смотреть в глаза Приску, он грубо поднял Майю за растрепанные волосы, заставив запрокинуть голову – обнажая беззащитную шею.

Наконец отведя взгляд - губа Приска при этом непроизвольно дернулась, Макленин обратил внимание на балерину. Улыбнувшись, он легкими взмахами смахнул с ее носа несколько песчинок.

Глаза девушки были крепко зажмурены – но сквозь плотно сжатые веки пробилось несколько слезинок, чертя дорожки по налипшему на щеки песку.

– Хватит так хватит, - мягким голосом проговорил Макленин, и нанес сильный удар девушке в пах – так что клинок вышел из тела балерины только в районе горла.

Отступив от безвольно опавшей мертвой девушки, Макленин продолжал улыбаться – демонстративно отстраненно глядя в сторону от Приска. И тут я невероятно четко почувствовал исходящую от Макленина к Приску ненависть – она незримо, но настолько густо висела в воздухе, что казалось – ее можно собрать руками.

Как там в дереве умений было – ментальные умения? Эмпатия, телепатия? – вспомнил я дерево способностей, которое изучал в каюте.

– Кадет Приск, примите замечание по поводу нарушения правил поведения на арене во время наблюдения за поединком. Кадет Макленин, примите замечание по поводу нарушения правил поведения на арене во время проведения поединка. Будьте любезны уточнить у меня форму взыскания после ужина.

Голос мастера Олега прозвучал совершенно безэмоционально.

На меня вдруг навалился противный, сковывающий движения страх – ведь меня сейчас убивать будут. Испуг, близкий к панике, парализовал все тело настолько, что я даже не сразу смог вздохнуть

полной грудью. И переведя дыхание, зажмурился - вспоминая свое воскрешение, воскрешение Саяна, уверенное спокойствие всех тех, кто только что безропотно – в том числе и юный Санчес, выходили навстречу своей даже в чем-то изощренной смерти.

– Помни, тебе надо быстро у…- зашептал Саян, возвращая меня в действительность. Он не закончил фразу - Макленин как раз повернулся в нашу сторону, и старший Орлов замолчал на полуслове.

Явно психически нездоровый второкурсник – которого, причем, открыто опасался родственник магистра, между тем понемногу избавлялся от ненависти. Сейчас я уже чувствовал исходящий от него неясный каскад целого букета эмоций, основной среди которых понемногу крепло незамутненное, по-настоящему детское любопытство.

Нет-нет-нет, я не хочу читать чужие эмоции. Мне это совсем не надо! – поднялся внутри неясный страх перед открывшимися возможностями.

– Не хочешь, не надо, - раздался рядом протяжный голос.

– А… что?

– Дай сюда свое чело, избранный, - слегка гнусаво проговорил святой отец, возложив мне ладонь на лоб.

Теперь манера разговора и голос монаха напоминали мне стиль общения Кузи - соседа по общежитию, который приторговывал легкими веществами и в связи с этим почти постоянно находился на связи с другими измерениями.

– Вы благословить?

– Три килограмма благословению этому юноше внутривенно. Интерфейс открой… - чуть погодя устало протянул монах через несколько мгновений, не дождавшись от меня понимания.

Подтвердив право доступа, я посмотрел на отстраненное лицо монаха.

– А вы…

– Можешь называть меня мастер Бран. Пара секунд, я настраиваю точку твоего воскрешения в Цитадели. Готово – иди, попробуй отомстить пирожку.

– Пирожку?

– Тише, тише, юный падаван – и никогда его так не называй, если не хочешь умереть быстрой и страшной смертью, или хуже того, жить долгой и мучительной жизнью.

Я чуть скосил глаза на Макленина – который сейчас подкидывал нож, ловя его за лезвие и буравя при этом стену рядом с Приском.

– А вы? Не боитесь?

Мастер посмотрел на меня странным взглядом – я почувствовал исходящую от него глухую тоску обреченности.

– Да мне насрать, - неожиданно ответил он, и протянул, уже уходя: - Ведь я трехглазый ворон…

Проводив взглядом странного мастера, я встрепенулся – вспомнив, что еще даже не взял оружие. Короткий взгляд на Макленина – он так и стоял, подкидывая нож – казалось, буравить стену рядом с Приском его интересовало больше, чем рассматривать очередного противника.

Подхватив катану Сакуры, я быстро прошелся вдоль стены и взял давно примеченный рыцарский щит. Выйдя ближе к центру, замер. Некоторое время просто стоял, ожидая. Макленин на меня не смотрел. Совсем – накручивая себя, он все еще пялился в сторону Приска.

Подавив в себе злость и ненависть – которые появлялись лишь при одном воспоминании о том, что только Макленин творил с балериной, я принялся считать выдохи.

Вновь, как и совсем недавно в стойке на руках, понемногу отстранился от происходящего – к дыхательным упражнениям прибегал часто, особенно они помогали перед волнительными поединками. Там еще – в реальности, когда занимался боксом, а после смешанными единоборствами.