Молодые годы принцессы Матильды
Шрифт:
После падения Наполеона семья его рассеялась по миру. От недолговечного Вестфальского королевства ничего не осталось. Королю Жерому запрещено было жить во Франции. Сказалось вечное горе эмиграции всех времен и всех стран: безденежье. Правда, было оно, по нашим понятиям, весьма относительное. У бывшего короля оставались деньги в Париже, были какие-то требования к какому-то банку, он вел процесс, но процессы во Франции идут медленно. Жилось ему, однако, лучше, чем другим Бонапартам. Его тесть, вюртембергский король, вовремя разорвавший союз с Наполеоном и перешедший на сторону союзников, остался на престоле. Он пожаловал Жерому титул князя Монфорского и назначил ему пенсию. Получал Жером и субсидию от русского двора: принцесса Екатерина приходилась кузиной императору Александру. Со всем тем о ваннах из бордоского вина уже думать не приходилось.
Члены
В числе еe parrains {3} был Жозеф Фуше! Бывший председатель якобинского клуба, человек с ног до головы залитый кровью, служивший Робеспьеру и предавший Робеспьера, служивший Наполеону и предавший Наполеона, служивший Людовику XVIII и, по случайности, не успевший его предать, мирно доживал в Триесте свой век: жил очень тихо, ежедневно гулял в городском саду, держа за руку свою маленькую внучку, и вглядывался небесно-голубыми глазами в слишком близко подходивших прохожих.
3
Крестные
В Триесте семья князя Монфорского оставалась недолго. Вскоре все они переехали в Рим и поселились в нынешнем Палаццо Торлониа. В Риме еще жила бабушка, мать Наполеона I, называвшаяся Madame M`ere {4} . Она сохранила немалое состояние, но по скупости своей едва ли очень поддерживала Жерома. Жил князь Монфорский небогато, однако старался поддерживать королевский церемониал, с камергерами, с пажами, с фрейлинами, — вероятно, все это, при полном отсутствии блеска, при ограниченных средствах, выходило не очень хорошо. Общество у них было иностранное, главным образом русское: Гагарины, Горчаковы и другие русские дипломаты, занимавшие посты в Риме.
4
Королева-мать
„Очевидцы" сходятся в том, что принцесса Матильда была очень хороша собой. Мне попадались самые восторженные отзывы о ее красоте. До нас дошло много ее портретов, но по ним судить нелегко: все это портреты „официальные", условные и не слишком между собой схожие. Не очень ясны также эпитеты и сравнения современников: „флорентийская (?) нега", „молнии глаз, бросаемые точно с высокой башни", „сияние алмаза", „мраморная белизна кожи" и т.д. „Она была похожа на город", — говорит совершенно серьезно один автор. По таким образам суждения не вынесешь. В молодости принцесса Матильда знала преимущественно людей, которые писать не умели. С другими людьми она стала знакомиться лишь тогда, когда первая молодость прошла. В пору ее высшей славы знаменитые писатели восторженно отзывались о ее уме, — может быть, некоторые из них так благодарили ее за гостеприимство. Позднее стали появляться отзывы либо восторженно-коварные (Марсель Пруст), либо прямо издевательские (Леон Доде, Робер де Монтескиу).
В Риме принцесса Матильда впервые увидела и своего будущего мужа, А.Н. Демидова.
II.
В самом конце XVII века Петр Шафиров, внук крестившегося в 1654 году еврея Шапиро, бывший любимцем Петра Великого, получивший от него баронский титул
Таков, по крайней мере, наиболее вероятный из нескольких рассказов о происхождении семьи Демидовых, носившей впоследствии два княжеских титула и породнившейся с тремя царствовавшими династиями. Никита Демидович устроил в Туле завод „о многих молотах" и стал доставлять военному ведомству ружья по 1 руб. 80 копеек и артиллерийские снаряды по 12 коп. за пуд, тогда как другие заводчики брали за пуд снарядов 25 копеек, а за ружье 12 — 15 рублей. Петр был в восторге от его работы и стал отводить ему то стрелецкие земли в Тульском округе, то копи в разных других местах России. Лет через 20 семье Никиты Демидовича принадлежали Верхотурские, Шуралинские, Нижнетагильские и многие другие заводы. Именовался он уже „царским комиссаром Демидовым". В грамоте от 6 декабря 1702 года Петр ему предписывает поступать „Со всякою истиною и душевною правдою, прочитывая (грамоту) почасту, отвергая от себя пристрастие и к излишнему богатству желание; работать тебе с крайним и тщательным радением, напоминая себе смертные часы... И ту его великую царскую милость памятуя, не столько своих, сколько Его Величества Государя искать прибылей ты должен". Демидов действительно оказал государству в пору войны со Швецией большие услуги, но не забывал и о своих прибылях. К концу жизни он был одним из богатейших людей России.
Как велико было его состояние, сказать трудно. Известно, что в 1715 году он поднес в дар царице сто тысяч рублей. В петровское время огромных состояний в России насчитывалось мало. Богаче Демидова считались Строгановы. Из князей же Рюриковичей бедней его были и богатейшие: Одоевские (состояние которых перешло позднее во Францию), Долгорукие (их богатство особенно выросло при Петре II), Барятинские (унаследовавшие имущество генерал-адмирала Головина). Из других родовитых вельмож Шереметевы, правда, известны были как богатые люди еще при Иоанне Грозном, но их колоссальное богатство создалось все же лишь при фельдмаршале и особенно при его сыне (при котором и сложилась поговорка: „за шереметевский счет"). Несметное богатство Юсуповых тоже образовалось после Петра: частью при Анне Иоаннов не, частью после женитьбы кн. Бориса Юсупова на племяннице Потемкина. Состояние новых богачей Меншиковых, Шафировых, Ягужинских, Девьеров обычно долго не держалось вследствие конфискаций.
Петр делал все от него зависевшее, чтобы сблизить, по современной терминологии, „буржуазию" и „аристократию". Делами или, как еще незадолго до того говорилось, „торжишками" стали заниматься люди весьма знатные и родовитые: Юрий Долгорукий, Петр Толстой, Сергей Гагарин, Михаил Воронцов. Некоторые из них вошли даже в „складства" и „кумпанства". Капиталистам предоставлялись всевозможные льготы, "дабы ласково им в том деле промышлять было". Возвышение Демидовых интересно именно как страница в истории междусословных отношений в России. Первому их поколению родовитое дворянство отнюдь не сочувствует. Но уже во втором и особенно в третьем они сами становятся аристократией и принимают у себя, как своих людей, русскую и иностранную знать. Один из них пишет: „Весьма дружелюбно обращались мы и с английскими милордами, которые у нас часто обедывали и полюбили русское наше кушанье".
Так было в восемнадцатом веке и с Баташовыми, Лугиниными, Мальцевыми, Гурьевыми. До Петра все это было невозможно. А позднее не все и помнили, кто когда „вышел в люди". Пушкин, гордившийся своим 600-летним дворянством, едва ли очень думал, что совершает „мезальянс", женясь на правнучке калужского мещанина Гончарова, занимавшегося мелочной торговлей. Петр же создал и традицию награждения банкиров баронским титулом, продержавшуюся в России до императора Александра II. Мне где-то (не могу вспомнить, где именно) попалось указание, что Петр предлагал баронский титул и Демидову, который от титула отказался. Дворянство он получил в 1720 году. Еще раньше ему было предоставлено право покупать землю по своему усмотрению и владеть крепостными.