Молох Империи. Дилогия
Шрифт:
Хозяин замка стал очередным текронтом из числа отцовских друзей и союзников, которого Виктор посетил за последнее время. Сразу после обильной трапезы, во время которой шла в основном ничего не значившая светская беседа, Этквинер пригласил гостя в свои покои, чтобы продолжить беседу в приятной обстановке. Очень скоро обнаружилось, что 'приятная обстановка' – это виноизлияния под музыку и танцы восьми весьма миловидных рабынь. Их одежда состояла скорее из намека на таковую.
Этквинер потягивал вино, возлежав на множестве подушек покрывавших низкое ложе. У его ног разлеглись взрослые долагмарды – здоровенные читырехлапые
Виктор оставил золотой кубок изготовленный в виде головы о четырех лицах. Его восхищенным вниманием завладели плавные, полные чувственности движения танцовщиц. У старого развратника Этквинера был отменный вкус на женщин. Сам он был уже почтенным стариком, хотя держал себя в форме и неплохо сохранился.
– Охо-хо, – досадливо пробурчал Этквинер. – Все-то у вас молодых дела. Все куда-то спешите, торопитесь, как будто не знаете что жизнь еще ведь целая впереди. Оно конечно правильно – кому сколько отмерено, кто успел, кто не успел… Только все равно не стоит гнаться за эфемерными миражами. Миражи, мой молодой друг, они и есть миражи. Надо прочувствовать каждый прожитый день. Людям нашего круга сами Боги велели быть сибаритами.
Кагера удивляло, что огромное количество выпитого никак не отразилось на этом старом сибарите. Спиртное только подстегнуло его словоохотливость. Подумав над последними словами текронта, Виктор никогда не согласился бы с ними по банальной причине – скука. Жить как Этквинер для него не было жизнью, а прожиганием ее. Ведь у него столько устремлений, столько планов. Как можно было выбросить себя из водоворота жизни, отдавшись лишь услаждению собственного тела? Нет это решительно не для него!… Потом к Виктору пришла мысль, что в нем играет вино. На трезвую голову слова старика он пропустил бы мимо ушей.
– Вы мне очень напоминаете вашего отца, – продолжил Этквинер размеренно произнося каждое слово. – Я помню его еще молодым, я ведь намного постарше его буду. Узнаю в вас его задор, его настойчивость и целеустремленность, бушующую энергию… Да-а, были времена… В моем-то возрасте больше воспоминаниями живут, ушедшими страстями. Я уважал и даже любил Валерия. Хотя и не всегда понимал его. Вот например его политика по рабовладению. Не стану вас утомлять своей философией, лучше посмотрите на этих чудесных нимф. Как они милы! И у них есть все что они пожелают, любые развлечения, изысканные кушанья, превосходные апартаменты. А подай я им свободу и что с ними будет? Их красота увянет, когда они будут вынуждены зарабатывать гроши на пропитание. Или того хуже – пойдут на панель, чтобы пропустить через себя тысячи самцов. Конечно, они могли бы выйти замуж, но тут столько всяческих препон… Заверяю вас, они счастливы, если даже думают наоборот.
'А их ты спросил?' – подумал Кагер раздраженно. И чтобы скрыть раздражение, он вновь взялся за кубок.
'По крайней мере ты видишь в них человека, а не вещь какую-то. В империи много найдется таких, что и тебя никогда
– А не будь их, что мне прикажите делать? – спросил Этквинер. – Моя неверная жена уже давно перешла в мир иной. А они – моя отрада. Но это частность, так сказать. В остальном Валерий был мне понятен и симпатичен. А главное, я ему обязан. Поэтому я всегда считал его своим другом и в делах, и в политике.
– Я знаю, мой отец питал к вам те же чувства. А мне говорил, что на вас всегда можно смело положиться.
Этквинер довольно улыбнулся.
– Я рад услышать такую оценку… Дружба наша – давняя, еще с ассакинской войны. Два моих сына тогда воевали под его началом после хорского 'котла', устроенного нашим чужаками. Мои сыновья тогда оказались в окружении. А ваш отец сумел под самым носом захватчиков перебросить в район Хорса линкоры Канадинса, который в то время был адмиралом – одним из многих, но уже известным и талантливым. Так вот, Валерию удалось 'прогрызть коридор' в полной блокаде Хорса и эвакуировать гарнизон базы и поредевшие эскадры. Теперь у меня уже одиннадцать правнуков.
Этквинер посмотрел в опустевший кубок и собственноручно наполнил его из натурального керамического кувшина.
– Так, что дорогой Виктор, я не стану затягивать свой ответ. Дам его прямо сейчас: я принимаю ваше предложение. А еще скажу, что и сам недолюбливаю Иволу и всех его протеже. Он – высокомерный эпигон, который не хочет признать, что империя постоянно обновляется и мы уже не можем жить как при Улрике I. Уклад жизни наших предков диктовался совсем другими факторами. Да и Савонарола в последнее время что-то опаршивел. А ведь я помню эфора разведки другим. Он много сделал полезного для империи.
– Боюсь, что не разделяю вашего мнения о Савонароле. Лучшее, что он может сделать для блага империи – подать в отставку.
– Да-а, чему не бывать тому уж и не быть. Добровольно от поста эфора еще никто не отрекался.
– Есть еще один вопрос, – Кагер подождал пока Этквинер оторвется от кубка, – вопрос, который я хотел бы сегодня затронуть.
– Слушаю.
– Это уже из области не политики, а наших деловых отношений. Я хотел бы увеличить закупки вашего оборудования для моих новых заводов. Прежде всего меня интересуют силовые прессы, все виды станков и промышленных роботов.
– Зачем вам столько? Не перестаю удивляться, ведь все это вы производите у себя в секторе. 'Опетские Киберсистемы', 'Шерол Индустри', 'Владивостокский Индустриальный Концерн' и ряд других промышленных монстров.
– Мои аппетиты растут, – Виктор улыбнулся.
– Ох! Завидую я вашим аппетитам. Что ж, ваши желания ведут к нашей обоюдной выгоде. Мы обсудим все это сегодня же за ужином. Вы останетесь на ужин, не так ли?
– Разве я смею отказаться от вашего искреннего гостеприимства?
– Вот и чудесно. А то мне, старику, и пообщаться иной раз не с кем… Кстати, передадите от меня приветы нашим общим друзьям.
– Непременно.
– И что-то я еще хотел сказать… Ах, да! Не забывайте меня, старика. Понимаю, со мной вам может даже скучно, но я что-то размяк в последнее время, стал сентиментален. А помимо дел, вы всегда можете здесь чудно провести время. Анна всегда рада вам.
Кагер взял со столика кувшин, добавил вина в кубок Этквинеру, потом себе и провозгласил: