Молох. Укус кобры
Шрифт:
Уже раз десять хотела я обчистить этого упыря, да всё никак с духом не могла собраться. Если его мордовороты меня заловят, то там мне пиздец и настанет. Эти почки поотбивают, как пить дать. Видала я пару раз, как они долги из нищих торгашей выбивали. Твари.
А сейчас вдруг подумалось, что если не сейчас, то когда тогда? И жрать так хочется, хоть волком вой. Дёрну у него браслет, вон какой толстый висит на жирном запястье.
Пока пробиралась сквозь толпу, боров со своими прихлебалами остановился у сигаретного ларька, заглянул в приоткрытую дверь.
— Дядя Дима, привет! — бросилась жирному на шею, тут же попятилась, состроив удивлённое лицо.
— Ты чё, ёпт?! — рявкнул тот, поворачиваясь всей тушей ко мне.
— Ой, обозналась… Извините, пожалуйста, — мило заулыбалась я и, невинно пожав плечами, пошла в сторону.
— Ишь ты, попрыгунья, — услышала вслед его насмешливое, и сама улыбнулась, сжимая в ладони тяжёлый браслет.
Вот только рано радовалась. И знала ведь, надо уносить ноги, да пошустрее. Но отчего-то не поспешила: то ли гордыня меня подвела, то ли недооценила противника. А когда услышала в спину «стоять, сука!», было уже поздно.
Я, конечно, бросилась наутёк, да только сбежать не успела, один из мордоворотов нагнал меня у самых ворот рынка и схватил за шкирку, как нашкодившего котёнка, отрывая от земли.
— Сука! Браслет у меня спиздила! Ты гляди на эту тварь! — рычал бритоголовый боров, наступая на меня огромной тучей.
Я было усмехнулась, но усмешку эту тут же стёрла сильная, до ужаса болезненная пощёчина.
— В машину эта шалаву! В сауну со мной поедет, — злобно зашипел бандюк, а я всхлипнула, когда поняла, что шутки закончились.
Браслет из моей руки выдернули и потащили за шиворот к двум джипам, стоящим на въезде на рынок. И хоть бы одна тварь из всей толпы, остановившейся понаблюдать за этой сценой, дёрнулась мне помочь.
В тот день мне исполнилось восемнадцать.
ГЛАВА 2
— Чё, овца, страшно? — на заднее сидение джипа ввалился лысый боров, а я автоматом вжалась в дверь.
Страшно, конечно. Он рожу свою вообще видел? Офигеть какая мерзкая.
— Отпустите меня, пожалуйста, — начала было клянчить я, но жирный урод достал из кармана свой мобильник и приложил его к уху.
— Всё готово, Кузьминична? Ну ты это, давай там стол накрой, чтобы как надо всё. Я с друганами буду сегодня, — и бросил косой, насмешливый взгляд в мою сторону. Вот тварь! По кругу меня пустить хочет.
— Помогите! Помогииитееее! — завопила я во всё горло, отвернувшись к окну, и начала молотить кулаками по стеклу. Только стёкла джипа были наглухо затонированы, а сама тачка мчалась так быстро, что вряд ли меня кто услышал бы.
— Ебальник закрой, овца! — оборвал мои никчёмные попытки лысый и довольно откинулся на кожаную спинку сидения. — Щас бы ещё ор твой слушать. Отработаешь мне моральный ущерб и вали на все четыре стороны.
— Я… А я несовершеннолетняя! Меня мамка дома ждёт, если через час не вернусь – в ментовку сразу побежит. А я скажу, что вы меня изнасиловать хотели! Я знаю, кто вы, ясно? — пошла в наступление, хотя получалось довольно фальшиво.
— Ага, — скучающе зевнул боров. — Несовершеннолетняя, мамка, ментовка. Я всё понял.
С переднего сидения послышался смешок – ржут, суки поганые. Напугала ежа голым задом… Как будто у нас бандюки ментов боятся.
— Педофил, что ли? — прищурилась я, используя последний козырь. Так себе козырь. Но попытаться стоило. Смешки спереди прекратились, а лысый перевёл на меня взгляд своих белёсых, заплывших то ли от обжорства, то ли с перепою глазёнок.
— Да мне поебать, сколько тебе там. Сиськи есть, ебать можно, — мордовороты, сидящие впереди, снова заржали, а я поняла, что конкретно влетела. И как от них свалить, спрашивается?
— Дяденька, ну отпустите, а? Я честно-честно больше не буду!
Но тут машина резко встала, а я ударилась носом о подголовник водительского сидения и заорала, на сей раз от боли. Кровь хлынула из носа прямо на джинсы, а я заревела от обиды.
— Бляя, эта шмара весь салон залила! В парилку её отведите, пусть отмоется! — заорал на мордоворотов лысый, и тут же с моей стороны распахнулась дверь.
Я было попыталась выскочить на улицу, оттолкнув охранника, да куда там. Тот даже не покачнулся. Ловко сцапав меня за капюшон, матюгнулся и потащил внутрь здания с говорящей надписью на вывеске «Баня».
В мрачном помещении было душно и воняло какой-то травой. А нас встречала пышнотелая тётка в белом халате, уперев руки в то место, где должна была быть талия.
«Кузьминична», — промелькнуло в голове.
— А это что за чучело? — недовольно нахмурилась она, кивнув на меня. А как же женская солидарность, тётенька?
— Да её отмыть надо. И в комнату отдыха. Михей сегодня угощает корешей, — хмыкнул, а Кузьминична покачала головой.
— Эту, что ли? Какая-то она щуплая. Чё, одну на всех, что ль? Она ж из-под них не вылезет.
— Да мне как-то насрать, тёть Тань, — толкнул меня мордоворот, и тётка цепко схватила за предплечье. — Проворовалась эта соплячка, пусть отдувается. Сама знаешь Михеича, все получают по заслугам.
— Ну, как знаете, — пожала тётка плечами и потащила меня дальше по коридору, в комнату с бассейном и несколькими душевыми. Сама остановилась у двери, кивнула на кабины.
— Давай шмотьё снимай и мойся, скоро придут, — объявила мне таким тоном, словно я к ним сама проституткой попросилась. — Вон там полотенца лежат.
— Не буду, — упрямо встала в позу, зажимая переносицу двумя пальцами. Кровь всё никак не останавливалась.
— Ну смотри, гости придут, уговаривать не станут, — равнодушно пожала плечами Кузьминична, а я бросилась к ней.
— Тёть Тань, отпустите, а? А им скажите, что я сама сбежала! Ну, пожалуйста! — уставилась на неё голодным щенком и, честно говоря, была уверена, что тётка таки сжалится. Но та лишь цокнула языком, шагнула назад, прикрывая дверь.