Молоко змеиной матери
Шрифт:
Юи тайфун представлялся ребенком, который, злобно поглядывая, готовится опрокинуть ведро воды на замок из песка, построенный другим ребенком. Он наблюдает издалека, выбирает самого беззащитного, самого наивного – и вот-вот нападет. Положение туч постоянно менялось, там, вверху, все двигалось, свет смещался к западу. Лишь время от времени он приближался ненадолго, касался холма, как рука касается лба проверить, правда у тебя жар или притворяешься.
Когда яростный вой ветра обрушился на сад, все в нем как будто попряталось и только шептало: «Не трогай меня». Волосы Юи взлетали вверх, распадались на пряди в воздухе, извивались, как змеи на голове горгоны Медузы. Достаточно было посмотреть на ее голову, чтобы представить партитуру ветра, зловещий свист, с которым он вырывал из
Держаться на ногах было трудно, но она решила еще раз обойти сад и убедиться, что все хорошо защищено. То припадая к земле, то с трудом продвигаясь вперед наперекор воздушной лавине, она добралась по дорожке до последней плитки, проверила крюки, державшие чехол будки. Ветер она рассекала руками, как будто плыла в нем.
Одна из плиток захрустела под ногой, и она вспомнила, что ее дочка называла «печеньками» каменные блоки, которыми была выложена сточная канава неподалеку от дома. Юи с благодарностью улыбнулась этому воспоминанию.
Ребенок воспринимает счастье как вещь. Как игрушечный паровозик, выглядывающий из корзины, или пленку, оборачивающую кусок торта. Или фотографию, на которой он стоит на сцене, в самом центре, так что все взгляды направлены на него.
У взрослых все сложнее. Счастье для них – это успех, работа, мужчина или женщина; вещи абстрактные, трудные. Когда счастье есть (да и когда его нет тоже), оно превращается просто в слово, оно нематериально. «Но детство, – думала Юи, – учит совсем другому – тому, что достаточно протянуть руку в правильном направлении – и счастье окажется в ней».
Под серым месивом неба женщина лет тридцати стояла прямо, вопреки всему. Она думала о том, как материально может быть счастье, она погрузилась в эту мысль, как когда-то погружалась в книги, в чужие истории, которые с самого детства, все без исключения, казались ей интереснее ее собственной. Она спрашивала себя, не потому ли она выбрала работу на радио. Ей так нравилось слушать о жизни других, она рада была затеряться в этих рассказах.
Для Юи вот уже несколько лет счастье зарождалось в этом черном тяжелом предмете, в этом круге с цифрами от единицы до ноля. Здесь можно было поднести трубку к уху и затеряться в окружающем пейзаже: в этом саду, на этом отрезанном от мира холме на северо-востоке Японии. Вдали, между горами, виднелся треугольник моря, она ощущала его соленый запах. Здесь Юи представляла, как разговаривает со своей дочкой, навсегда застывшей в возрасте трех лет, и с матерью, которая обнимала девочку до самого конца. А когда счастье становится вещью, любая другая вещь, которая представляет для нее угрозу, становится врагом. Даже такая неосязаемая, как ветер или как дождь, обрушившийся с небес на землю.
И никогда ради сохранения своей никчемной жизни Юи не позволила бы причинить вред этой вещи и этому месту, хранившему ее голос.
Часть I
1
Впервые она услышала о нем на радио. В конце передачи в эфир дозвонился слушатель и рассказал, что принесло ему облегчение после смерти жены. В редакции долго обсуждали, стоит ли назначать эту тему выпуска. Все знали о Юи, о ее горе. Но она настаивала: что бы она ни услышала, ей все равно. Она столько выстрадала, что никакие новые терзания ей не грозят.
«Что помогло вам встать с кровати утром и лечь спать вечером после трагедии? От чего вам становится легче, когда подступает скорбь?»
Передача прошла совсем не так мрачно, как ожидалось. Женщина из Аомори рассказала, что, когда ей становилось грустно, она готовила: готовила сладкие и сытные пироги, пирожные макарон, джемы, маленькие порции блюд для бэнто – крокеты, обжаренную с сахаром и соевым соусом рыбу, вареные овощи;
Молодая служащая из Аити ходила в специальные кафе гладить собак, кошек и хорьков, да, особенно хорьков. Стоило им уткнуться маленькими мордочками в руки, как к ней возвращалась радость жизни. Пожилой мужчина шепотом, чтобы жена не услышала из спальни, сознался, что играет в патинко; сарариман, который пережил разрыв с невестой как трагедию, чашку за чашкой пил горький горячий шоколад и грыз рисовые крекеры – сэмбэй.
Все с улыбкой слушали рассказ токийской домохозяйки лет пятидесяти, которая, после того как ее лучшая подруга погибла в аварии, начала учить французский. Чужая интонация, эти горловые «р» и эти сложные ударения создавали иллюзию, будто она сама становится другим человеком. «Я никогда не выучу язык, у меня совершенно нет способностей, но вы не представляете, с каким удовольствием я произношу „bonjuuurrrrrrr“».
Последний звонок поступил из Иватэ – одного из эпицентров катастрофы 2011 года. Редактор программы красноречиво посмотрела на звукорежиссера, который, в свою очередь, впился взглядом в ведущую, прежде чем опустить глаза на сценарий программы и не поднимать их до конца звонка.
Слушатель потерял жену во время цу нами, как и Юи своих родных; дом снесло потоком воды, тело уволокло в океан вместе с руинами, имя значилось в списке пропавших без вести:
«В общем, – начал голос, прерывавшийся время от времени звуком вдыхания сигаретного дыма, – есть такая телефонная будка посреди сада, на горе, отрезанной от всего остального мира. Телефон не подключен, но голоса уносит ветер. Я говорю в трубку: „Алло, йоко? Как дела?“ – и мне кажется, будто я возвращаюсь в старые добрые времена, когда жена вечно хлопотала на кухне то над завтраком, то над ужином и слушала, как я ворчу, что кофе горячий и что язык обжег. Вчера вечером я читал внуку сказку о Питере Пэне – летающем мальчике, который потерял свою тень, – и о девочке, которая пришила тень к его пяткам. Мне кажется, затем мы и идем на эту гору – пытаемся вернуть свою тень».
В редакции все онемели, как будто что-то чужеродное и огромное вдруг упало посреди студии. Даже Юи, которая всегда умела прервать затянувшуюся речь слушателя парой метких слов, затаила дыхание и молчала. Только когда звонивший закашлялся и режиссер отключил звук, Юи как будто очнулась ото сна. Она поспешно объявила очередную музыкальную композицию и поразилась совпадению: Макс Рихтер, Mrs. Dalloway: In the Garden [2] .
Тем вечером поступило еще много сообщений, они продолжали приходить, даже когда Юи села в предпоследний поезд до Сибуи и в последний до Китидзёдзи. Она закрыла глаза, хотя спать не хотелось. Она снова и снова прокручивала в голове слова слушателя, как будто ездила туда-сюда по одной и той же дороге, каждый раз замечая новые детали: дорожный знак, вывеску, здание. Юи уснула, только когда была уверена, что запомнила маршрут.
2
«Миссис Дэллоуэй. В саду» (англ.).