Молоко змеиной матери
Шрифт:
В целом все прошло довольно мило, Судзуки-сан был очень приветлив. Он поклонился, и его улыбка начертила в воздухе вертикальную полосу, когда Фудзита-сан протянул ему визитную карточку. Юи наблюдала за этим обменом любезностями со стороны, ей было проще раствориться в своем товарище по путешествию, сделать вид, что она его часть. Фудзита-сан, возможно, догадался об этом, но ни слова не сказал о том, кем была и кем не была Юи.
Судзуки-сан взглянул на нее и тоже не стал задавать лишних вопросов, только на мгновение задержал взгляд на ее причудливых волосах – в то время они были на две трети крашеные, светлые, а на треть темные. «Добро
Сад понравился Юи – он показался ей очень красивым, немного трогательным, и она даже попросила разрешения посидеть там пару минут в одиночестве. «Можно и дольше, гораздо дольше. Правда, скоро должен прий ти один парень, но не сейчас, где-нибудь через полчаса, к тому же он часто опаздывает. Ему достаточно просто освободить будку и немного пространства вокруг. Он часто заходит, я его знаю, вы ему точно не помешаете».
Юи кивнула, ее поразила дружеская непринужденность, с которой Судзуки-сан говорил о том парне. Может быть, когда-нибудь он будет говорить так и о ней. Она проводила обоих мужчин взглядом до самого порога. Дом стоял на краю сада, слегка возвышаясь над ним. Стены были белые, с черными балками снаружи. Она вспомнила, что видела что-то подобное в альбоме, посвященном немецкой Европе.
Тысячи людей приезжали в «Белл-Гардиа» каждый год, чтобы выпустить на свободу собственный голос. Среди них было много таких, как она, – переживших 11 марта 2011 года; большинство из Оцути. Но были и люди, родственники которых умерли от болезни или погибли в автокатастрофе, старики, которые приезжали поговорить со своими родителями, пропавшими во время Второй мировой, родители бесследно исчезнувших детей.
«Как-то раз один человек сказал мне, что смерть – дело очень индивидуальное, – рассказывал Судзуки-сан. – Жизнь мы, кто в большей, кто в меньшей степени, пытаемся выстроить так же, как у других. А смерть – другое дело. В смерти каждый сам по себе…»
Он шел медленно, смотрел под ноги, чтобы не топтать растения, а Юи думала, не тот ли человек, о котором он говорит, дозвонился к ней на радио. Она с удивлением отметила для себя, что ветер в «Белл-Гардиа» не стихал ни на минуту – наоборот, он только разгонялся все сильнее, постоянно меняя пейзаж вокруг.
Ей вдруг подумалось, что телефон не просто направляет голоса и сопровождает их к конкретному уху, но и рассеивает в воздухе. Она задавалась вопросом: что, если мертвые, которых они пытаются вернуть в этот мир, вовсе не цепляются за него в том мире, а вместо этого заводят новые знакомства и проживают жизни, которых мы себе и представить не можем? Иначе как объяснить эту легкость? Как объяснить то, что смерть здесь казалась чем-то прекрасным?
Бродя по саду, Юи представляла, как духи людей, до которых они пытаются дозвониться, сидят за партами, словно школьники во время переклички, поднимают руки, знакомятся друг с другом. Может быть, ее дочка играет там с женой Фудзиты-сана, они поют песни и вместе строят мир, в котором не только выжившие, но и погибшие могут заботиться друг о друге, любить, идти вперед, накапливать опыт, а потом умирать. Ведь у души тоже должен быть свой век, как и у тела.
Эта мысль потрясла ее: и почему она не думала об этом раньше? Вечно она по своей рассеянности упускает самое важное. Юи села на пень, положила на колени правую руку, затем левую, посмотрела на них
Юи просидела там около получаса, а когда подняла глаза, увидела худощавого парня в школьной форме. Он уверенно прошел по саду, завернул к будке. Юи показалась милой его сутулая походка – такая часто бывает у ребят в этом возрасте. На вид ему было лет шестнадцать-семнадцать, не больше.
Подходя к будке, парень сильно задел арку своей большой, надетой через плечо сумкой, на которой красовалась эмблема школы. За звенел колокольчик. Юи наблюдала, как парень открыл дверь и привычным жестом поднял трубку. Дальше она отвернулась, чтобы не мешать. Сидела под деревом хурмы, смотрела вверх. На голых ветках осталось несколько плодов, но ее внимание было приковано к самим веткам, раскинувшимся во все стороны над ее головой. Снизу казалось, что все небо покрыто трещинами.
12
Любимые темы для разговора старушки с горы Кудзира и ее собаки
Каким романтиком был ее муж в молодости.
День, когда они занимались любовью в саду орхидей.
Дочь Мари, которая жила в Кобэ и была замужем за инженером.
Кошмарные галстуки, которые носит муж их дочери Мари.
Намики, ее внучка двух с половиной лет от роду, которая радостно здоровалась с ней в «Скайпе» и тут же забывала, что камера включена.
Какие восхитительные были крабы из Хакодатэ, сколько ностальгических воспоминаний с ними связано.
Сын, который живет в Германии и обещал приехать на Новый год вместе с невестой и познакомить их.
13
– Вечно она со всем спорит, что ни скажи, – рассмеялся парень.
Он вышел из будки и направился было к Юи сообщить, что место освободилось, но смотритель с крыльца окликнул их обоих. Чай был готов.
Парня звали Кэйта, он жил через две деревни отсюда. В сад приходил пешком, потому что автобус, как назло, отъезжал ровно в тот момент, когда он только выходил из спортзала после тренировки по кэндо. Он учился в старшей школе – последний год учебы. Его мать умерла от опухоли: когда ее обнаружили, было уже слишком поздно.
– Мама окончила Токийский университет, Тодай. И нас вечно донимала учебой, и меня, и Наоко.
– Это его младшая сестра, ей четырнадцать, – объяснил Судзуки-сан.
– Мы с мамой постоянно ругались, – продолжал парень. – Мне казалось, она ко мне слишком строга.
– Все мы такие, – усмехнулся Фудзита-сан. – Я тоже ссорился с отцом, а теперь, видимо, буду с дочерью.
– Я хотел быть с ней повежливее, но никак не получалось. Даже в конце не вышло, но там уже было другое. Я боялся обращаться с ней слишком вежливо, чтобы не подумала, что я не верю в ее выздоровление.
Судзуки-сан хлопотал на кухне, но время от времени кивал, будто знает этот рассказ наизусть.
– Даже не сомневаюсь, будь она здесь, мы бы опять поругались.
Окно кухни затряслось от ветра, красный листик прилип к стеклу, но почти сразу упал за подоконник: видимо, ветер ослабил хватку.
– А вот отец мне ничего не запрещает, только говорит: «Не торопись, обдумай все спокойно, а потом решай. Я в тебя верю». Жалко, я сам в себя не верю.
– В твоем возрасте все очень сложно, – вмешался Судзуки-сан.