Молот ведьм
Шрифт:
Винченцо и так непростительно запаздывал с постижением истины, и не хватало, чтобы Катарина или Елена пострадали из-за него.
Но уничтожить вольты? Это казалось ему неблагородным, и, хоть от этих людей ответного благородства было не дождаться, подобные методы претили. Убивать кокаиниста или припадочного — это немыслимо.
На соболезновании Винченцо неожиданно выпал повод немного повеселиться.
Маркиз Марио ди Чиньоло, тоже пришедший разделить скорбь Массерано, горько посетовал, что Гвидо Джустиниани словно забирает к себе всех, кто был в его круге. Мистика, просто мистика.
Винченцо важно кивнул, про себя же подумал, что сам он, что и говорить, основательно помог дорогому дядюшке составить себе отличную компанию в преисподней.
На похороны Ипполиты Массерано Винченцо Джустиниани не пошёл. Он затворился в библиотеке, как монах в келье, и покидал дом, только отправляясь на мессу. С отцом Джулио он обговорил случившиеся с графиней Ипполитой, причём Винченцо отказался каяться в приговоре мерзавке сам и не стал лишать ветчины своего кота-фамильяра, потом поделился беспокойством по поводу сказанного донной Марией. Что делать со смертельно опасными сатанинскими безделушками? Они жгли руки и бесили Винченцо.
— Ты считаешь, что, даже если ты раздашь эти чёртовы куклы — тебя всё равно не оставят в покое?
— Не оставят, — покачал головой Винченцо. — Я начал кое-что понимать. Они, рабы дьявола, хотят сделать меня своим рабом. И ни перед чем не остановятся. Я вижу то, чего они не видят, и могу то, что они не могут. Я им нужен.
— Но постой, — недоверчиво обронил монах. — Я же видел их. Корчащийся в падучей, наркоман с потрескавшимися ноздрями и безногий старик на костылях. Только этот, с бородкой, шевелился без посторонней помощи. Не Бог весть какая армия.
— Не армия, — согласился Джустиниани, — но добавить сюда нужно, как я понимаю, твоего коллегу Гвидо Веральди и Энрико Бьянко. А против шести подонков, пусть даже хромых и припадочных, я бессилен, тем более, сам понимаешь, неизвестно, как, где и когда ударят.
— Да, сын мой, вляпался ты.
— Только твоих попрёков мне и недоставало, — досадливо вздохнул Джустиниани, — никуда я не вляпывался. — Он нервно прошёлся по крипте. — Провести жизнь среди книг, молиться Господу, жениться, обзавестись сыновьями, воспитать их достойными людьми, путешествовать, может быть, написать книгу по палеографии… Что греховного было в моих желаниях? Нет же, невесть откуда мне падает на голову дьявольское наваждение. За что? А главное, что делать, Господи, что делать?
— Молись, Бог поможет. Но отмечу вскользь, пока ты подлинно для этих людей стал молотом. Молотом ведьм и колдунов.
Джустиниани усмехнулся.
— Для этого многого не нужно, отче. Всего-навсего провести небольшое auto de fe, так сказать, и зашвырнуть наследство Гвидо в камин. Но я не представляю Конгрегацию веры, хоть иногда и ощущаю в себе некоторые задатки отцов-инквизиторов. Однако в итоге, чтобы смертно не нагрешить, мне придётся просто уйти в затвор, не высовывать нос из библиотеки. Господи, ещё и девчонка на шее… — пробормотал Винченцо с досадой, потом ещё больше нахмурился, — я говорил тебе, кстати, что в ларце есть и кукла моей несостоявшейся невесты? Интересно, что Глория хотела от Гвидо? На каком гибельном желании поймали её бесы?
Винченцо задал этот вопрос без всякой задней мысли, никак не думая, что когда-нибудь получит ответ.
Тем не менее, по возвращении домой его ждала Глория Монтекорато, приехавшая чуть раньше. Джустиниани изумился: сегодня она выглядела просто ужасно, глаза были тусклы и блеклы, щеки отвисли, кожа казалась землистой.
— Дорогая, что с вами? — Джустиниани подивился вполне искренне.
— Зачем ты это делаешь? — прошипела Глория вместо ответа, — зачем тебе это нужно?
— Что именно? — снова удивился Винченцо, ибо совершенно не понял Глорию.
— Я постоянно слышу твой голос, ты говоришь со мной и требуешь, чтобы я повесилась, ты и на Рокальмуто наводишь свои проклятые чары, но я тоже кое-что умею, помни…Ты просто подлец, мстительный подлец! Но Гвидо обещал мне славу великого медиума! И у меня великий Учитель! Запомни, найдутся и посильнее тебя! Мстишь, да, мстишь? — лицо Глории были перекошено, глаза вылезали из орбит.
Джустиниани сначала просто оторопел, потом насторожился. Никаких чар он ни на Глорию, ни на Рокальмуто не наводил. Даже не думал. Он услышал о чарах от её светлости герцогини Поланти и прочёл в книгах Гвидо, но уже успел забыть мерзкую и кощунственную обрядность этих дьявольских наговоров, и потому несправедливые обвинения в колдовстве и мстительности подлинно задели его.
При этом Винченцо затруднился бы сказать, какое из обвинений ранило его больнее.
Но тут сказанное Глорией дошло до него в полноте. Он толкает её к самоубийству? Что за нелепость?
Неожиданно Джустиниани вспомнил слова Джованны. Новый мессия…
— А ты уверена, что это я говорю с тобой, а не твой Аштар Шерана?
Трудно было описать впечатление, произведённое на Глорию этим именем. Зрачки её расширились, на губах выступила пена.
— Не смей… не смей произносить его имя, — взвизгнула она и, подобрав юбки, вылетела из комнаты.
Джустиниани потёр лоб. Он ничего не понимал, кроме того, что у его бывшей невесты основательно расстроены нервы, а, может, и с головой не всё в порядке. Отец Джулио часто говаривал, что мера одержимости всегда прямо пропорциональна страстности глупца, и если он был прав, страсти Глории были, видимо, запредельными.
Винченцо пожалел, что не отдал ей вольт, но убежала она так неожиданно, что он растерялся.
Тут Джустиниани почувствовал головокружение и истому, вялую слабость и сонливость. Все, на сегодня хватит. Он устал…
Господи, как он устал…
Глава 5. Любовь от дьявола
Услышь, дщерь, и смотри, приклони ухо твоё и забудь народ твой и дом отца твоего. И возжелает Царь красоты твоей.
Проснулся Джустиниани рано, на рассвете. В распахнутое окно задувал тёплый майский ветер, чуть шевеля тяжёлые портьеры, в проёме которых голубело небо. День обещал быть солнечным. Трубочист ещё спал, свернувшись клубком.