Молоты Ульрика
Шрифт:
— Нет, мой любезный волк, но здесь есть более интересные вещи…
Он оттолкнул женщину от себя.
— Где Моргенштерн? — прорычал он в лицо стоявшего за стойкой кабатчика, схватив перепуганного малого за ворот его залатанной куртки. Эйнхольт приподнял свою жертву и перетащил его через стойку, разбрасывая горшки и кружки.
— Иди уже! Нет его здесь! — заикался кабатчик, пытаясь вырваться из рук сумасшедшего Волка, взирая на него в ужасе. Вся таверна смолкла. Драки здесь были обычным делом, но видеть дерущимся в Альтквартире обезумевшего Волка в доспехах и шкуре никому еще не доводилось. И это была жуткая
— Куда он ушел?
— Какое-то новое заведение в Старых Кварталах! На днях открылось! Я слышал, он говорил, что хочет проверить его!
— Что за место?
— Я не помню…
— Вспоминай, разрази тебя Ульрик!
— «Судьба»! Вот как он ее назвал! «Судьба»! Раньше называлось как-то по-другому, а теперь — «Судьба»!
Эйнхольт вылетел из «Дерзкой Барышни» и остановился. Он тряс кабатчика раненой рукой, не подумав о последствиях. Теперь он разбередил успокоившуюся было боль, и она сжигала его руку огнем. Ему надо было быть сдержанней, принять совет Грубера, показать руку врачевателю. Для этого безумия времени хватило бы и завтра. И завтра это было бы безопаснее. А сейчас солнце село. Колокола отзвонили вечерню.
И теперь тени были везде. Длинные вечерние тени. Черные пятна сумерек. Темные прогалины ночи. От дневного света осталось только слабое напоминание в виде светлой полосы над крышами. Даже если бы его рука работала нормально, это не спасло бы его от теней.
Эйнхольт повернулся, тяжело дыша. Он потянулся, чтобы снять один из фонарей, освещавших вход в «Капризную Барышню», потом содрогнулся и опустил руку, тихо проклиная свою глупость. Сплюнув, он повторил попытку, теперь уже здоровой рукой и осторожнее, прижав больную к нагруднику. Он снял фонарь с крюка и поднял над головой Свет окружил его. Он отбрасывал только небольшую тень, которая образовывала маленькую лужицу тьмы у него под ногами. Высоко держа фонарь, он пошел в указанном ему направлении по улицам Альтквартира. Кровь колотилась в виски, рука болела, мысли путались.
Через некоторое время ему отчаянно захотелось сменить руку, но поврежденная была просто бесполезна. Он покрылся потом, пытаясь удерживать светильник над головой. Фонарь был медным со свинцовым переплетом — и тяжелый, как молот. Дважды Эйнхольту приходилось ставить его на мостовую и усаживаться рядом, давая отдых перенапряженной руке.
В дергающемся свете за очередным поворотом он увидел свежую вывеску: «Судьба». Один из зловонных гнойников Альтквартира, крохотное питейное заведение в зловещем окружении трущоб, оно меняло хозяев и названия изо дня в день, как и большинство местных таверн. «Судьба». Против воли он усмехнулся. Вот он и нашел свою судьбу, теперь все будет замечательно.
Эйнхольт вошел в дверь.
— Моргенштерн! Где же ты, Моргенштерн! — крикнул он, обводя пространство вокруг себя рукой с фонарем. В полумраке кабака выпивохи расползались от него, избегая света его назойливой лампы.
Он пошел в глубь кабака, чуть не споткнулся о какую-то доску, валявшуюся на полу. Ага, старая вывеска, снятая за ненадобностью, когда пришел новый хозяин.
Он подошел к бару. На нескольких бочках лежала тиковая доска. Эйнхольт опустил фонарь на стойку, задев стоявший рядом стакан.
— Моргенштерн? — окончательно выдохшись, спросил он у кабатчика.
— Нету, Храмовник, тут никакого Моргенштерна… но если тебя зовут Эйнхольт, то вон тот приятель тебя давно ждет.
Схватившись за фонарь, как за амулет, Эйнхольт посмотрел в нужную сторону. У конца барной стойки он увидел…
… старого жреца. Как, во имя Ульрика, эта дряхлая развалина добралась сюда раньше него? Откуда он мог знать?
— Отче? Что-то случилось?
— Все кончено, Эйнхольт.
— Что?
— Выпить не желаете? — весело спросил бармен, подходя ближе. Эйнхольт грубо отодвинул его.
— О чем вы говорите, отче?
Голос старца вылетал из-под клобука, острый и болезненный.
— Ты — Волк, уничтоживший заклинание. Разбивший Зубы Ульрика. Спасший свой город.
— Да, отче.
— Хорошо. Это не мог быть никто иной. Ты больше других… виновен.
— Что?
— Ты мой самый заклятый враг. В Храме я не мог до тебя дотронуться, но теперь я выгнал тебя в тени, я выследил тебя, и теперь ты, наконец, стал уязвим.
Сухощавый жрец повернулся к Эйнхольту Медленно. Капюшон откинулся назад. Эйнхольта ужаснуло то, что скрывалось под его рясой. Он был Волк-Храмовник, слуга Ульрика, он сражался с полулюдьми и созданиями тьмы — но он никогда не видел ничего столь чудовищного.
Эйнхольт попятился.
— Смотри, — сказала неживая тварь и указала на сброшенную вывеску, о которую споткнулся Эйнхольт.
Он увидел, что на ней написано.
«Ты отважный человек. Не заходи в тень».
Эйнхольт начал кричать, но костлявое существо неожиданно быстро рванулось вперед. Он заметил только размытое пятно. Эйнхольт знал, что грядет. Это было… как мгновение пробуждения в старом сне. Мгновение, которое всегда будило его, и он вскакивал в поту и с сухостью во рту. Каждую ночь. Двадцать лет.
Удар.
Эйнхольт увидел, как его кровь заливает темную, грязную стойку позади него. Он услышал гром снаружи. Грохотали копыта всадников невидимого мира, которые мчались забрать его туда, где потерянные души, такие как Драго и Шорак, обретают свои печальные судьбы.
Эйнхольт рухнул поперек старой вывески. Жизнь вытекала из него, как вода из треснувшей фляги. Его кровь, кровь героя, более святая, чем кровь простых смертных, заливала выцветшие буквы, которые он едва успел прочитать: «Добро пожаловать в Питейный Дом „Тень“!»
«Не заходи в тень».
Тварь стояла над ним, и кровь капала с ее древних, черных, как смоль, заостренных пальцев. Фигуры в темном кабаке вокруг таинственного существа, посетители и прислуга, разом рухнули на пол, как марионетки, у которых обрезали нити. Они были мертвы уже несколько часов.
Глаза твари блеснули один раз, другой… неприятным розовым огнем.
Мондштилле
Молоты Ульрика
«Оглядываясь на ту свирепую зиму, мне теперь кажется, что зло, которое обрушилось на нас, подобно лавине, копилось в Мидденхейме долгое, долгое время. Для Города-на-Горе это, возможно, была судьба — ведь только судьба бывает столь жестокой. Я видел отметки Судьбы на бесчисленных телах мужчин и женщин, которые нуждались в моих услугах. Злобные предательские удары, бессмысленные побоища, кровопролитие из ревности. На службе Морра я был свидетелем всего многообразия проявлений безжалостной Судьбы.