Молоты Ульрика
Шрифт:
— Безумие какое-то! — выдохнул ошеломленный Драккен.
— Не желаешь попробовать? — подколол Брукнер молодого Волка.
Драккен не ответил. Он был загипнотизирован танцевавшими воинами и их смертоносными молотами. Он хотел вырваться отсюда, найти Лению и рассказать ей о том невероятном зрелище, что он увидел, хотя, хоть убей, он не мог понять, как опишет ей это или как заставит ее поверить.
Налево, направо, вверх, вниз.
Драккен посмотрел на Грубера с таким видом, словно готов был разразиться аплодисментами.
Сверху
Бойцы, вращая молоты, перемещались по двору, обходя друг друга, приближаясь к зрителям.
Справа вверх, слева вниз.
Их ноги ступили на границу света и тени от одного из навесов. Левенхерц вдруг схватил Грубера за рукав.
— Что-то…
Вниз, налево, направо, направо…
Рукояти молотов скрестились в воздухе. Оглушительный треск раздался над двором. Эйнхольт и Каспен разлетелись в разные стороны от удара, рукоять молота Эйнхольта раскололась надвое.
Разразившись проклятиями, Белые Волки рванулись к упавшим друзьям, на полшага опережая Красных храмовников.
Эйнхольт сидел на плитах двора, прижимая к груди правое предплечье. На его опухающей руке наливался синим здоровый кровоподтек. Каспен неподвижно лежал на спине с раной в левом виске, из которой на землю лилась кровь.
— Кас! Каспен! О, дьявол! — Эйнхольт попытался подняться, но боль в его поврежденной руке отбросила его назад.
— Он в порядке! С ним все хорошо! — рычал Левенхерц, склонившись над Каспеном, прижимая к ране край своей волчьей шкуры чтобы остановить кровь. Каспен зашевелился и застонал.
— Рана пустяковая, — настаивал Левенхерц. Он бросил на Эйнхольта успокаивающий взгляд, пока Брукнер и Грубер помогали Ягбальду встать на ноги.
Оберегая руку, Эйнхольт протолкался через товарищей к Каспену. Его лицо было темным, как Мондштилле.
— Разрази меня, Ульрик! — пробормотал он.
Каспен уже сидел, уныло улыбаясь. Время от времени он дотрагивался до головы и болезненно содрогался.
— Похоже, я где-то заснул, Яг. Ты меня здорово подловил.
— Давайте, отнесите Каспена в лазарет! — прикрикнул Грубер. Брукнер, Драккен и пара человек из Красных Волков подняли истекавшего кровью Каспена и отправились со двора. Грубер огляделся вокруг. Эйнхольт смотрел вниз на свой сломанный молот. Он растирал свое распухшее багровое запястье.
— Эйнхольт! Тебя это тоже касается. Быстро в лазарет! — рявкнул Грубер.
— Это всего лишь растяжение…
— Быстро!
Эйнхольт подскочил к Груберу.
— Это просто растяжение! Холодный компресс и травяные притирания — вот все, что мне нужно! И никаких лазаретов, ясно?
Грубер невольно отступил на шаг назад. Эйнхольт, спокойный и уравновешенный Эйнхольт никогда не говорил ни с ним, ни с кем-либо еще в таком тоне. До сих пор…
— Брат, — сказал Грубер, пытаясь сохранять спокойствие, — ты отважный человек…
— … и я не зайду в тень! — огрызнулся Эйнхольт и пошел со двора.
Левенхерц тихо пробрался в полковую часовню Волков. Воздух был наполнен ароматом ладана, густой запах разливался в осеннем холоде.
Эйнхольт стоял на коленях перед пустой плитой, на которой некогда лежали Зубы Ульрика. Его раненая рука была прижата к груди, и засученный рукав открывал взору огромную почерневшую опухоль.
— Эйнхольт?
— Вы знаете меня?
— Как брата, я думаю, что знаю. — Эйнхольт обернулся к нему, и Левенхерц с удовольствием отметил, что из взгляда воина исчезла необъяснимая ярость.
— Это же все из-за тени, правда?
— Что?
— Тень от навеса. Ты из-за нее сбился и неправильно повел молот.
— А, может быть.
— Никаких «может быть». Я там был и все видел своими глазами. Ты знаешь это. И я слышал, что сказал тебе Шорак. Эйнхольт поднялся и повернулся к Левенхерцу лицом.
— Тогда вспомни и свой совет. «Делай, как он сказал. Не заходи в тень». Разве не так было, Сердце Льва? Левенхерц отвел взгляд.
— Я помню свои слова. Но, клянусь Ульриком, я не знал, что еще сказать.
— Ты не такой, как другие. Не такой, как я. Ты принимаешь магов и всю их породу всерьез. Левенхерц пожал плечами.
— Иногда, возможно. Я знаю, что они могут быть правы, когда кажется, что их и слушать не стоит. Но магистр Шорак всегда старался произвести впечатление, по крайней мере, насколько я его знал. Он часто пускал в ход дешевые фокусы. Тебе не стоит принимать его слова близко к сердцу.
Эйнхольт вздохнул. Он уже не смотрел на Левенхерца.
— Я знаю, что он сказал. Я знаю, о чем мои сны. Левенхерц замолчал на минуту.
— Тебе нужна помощь, брат. Помощь более серьезная, чем я могу оказать. Оставайся здесь. Никуда не уходи, слышишь. Я найду Ар-Ульрика, и он успокоит твой разум.
Левенхерц двинулся к выходу.
— Как там Кас, в порядке? — тихо спросил Эйнхольт.
— Сегодняшний урок он не забудет, а так все нормально. Он поправится.
— Много воды утекло с той поры… когда я научил его чему-то в последний раз, — горько сказал Эйнхольт, снова переводя взгляд на Волчью Шкуру на стене. — Двадцать зим… — Он закашлялся. — Я подвел уже двух учеников.
— Двух?
— Драго. Тебя тогда еще не было с нами.
— Каспен уже давно не ученик, — сказал Левенхерц. — Он знал, что делал сегодня на плацу. Несчастные случаи бывают. Я однажды палец сломал…
Эйнхольт не слушал его.
Левенхерц задержался в дверном проеме.
— Брат, ты не одинок, знай это.
— Мой молот, — тихо сказал Эйнхольт. — Я его сломал. Забавно, но я хотел, чтобы это произошло с тех пор, как разбил им Челюсти. Мне казалось, что больше он уже ни для чего не пригоден.