Момент бури
Шрифт:
А может кому-то и надо, чтобы я отнес прибор Тэйну Тойвальшен!
Я отбросил планшетку и одновременно попытался переломить ее с помощью психокинетической силы.
Яростно гудящее пламя атомного распада свечой взвилось в воздух, за малым не достав до самого защитного купола. Я мгновенно сжал бурлящее море огня в сферу и начал потихонечку усмирять. Прорву энергии в него вбухал, лишь бы не допустить фьюжн-реакции. Огненный шар неохотно сжимался, теряя цвет, яркость и иссушающий смертоносный жар, превращаясь в небольшой мячик… ослепительно сверкающую звездочку… точку… Вскоре угасла и она. Я с облегчением перевел дух и оглянулся. На удивление, фейерверк мало кого взволновал. Рядом с собой я увидел только Таллрана. Он смотрел на меня с уважением, но без страха. Я нехорошо оскалился на него, но Чужой заговорил первым.
– Техник всегда меньше, чем воин, даже самый юный, - сказал Таллран.
– А прямое неподчинение приказам карается смертной казнью. Я рад, что вы умудрились не пострадать, уважаемый господин О'Коннор.
– Не надо звать меня господином, - буркнул я. Какой такой юный воин точил на меня зуб, объяснять не требовалось.
– Я просто Манфред, договорились? И… спасибо вам.
Техник снова развел руками, мол, не за что. Хорошая же все-таки вещь, паранойя. Иногда она оправдывает себя в полной мере!
– Манфред, как вы это делаете?
– полюбопытствовал Таллран.
– Что делаю?
– не понял я.
– Предметы двигаете и вообще… Как?
– Честно? Дар есть, вот и делаю, - пожал я плечами.
– Никогда об этом не задумывался.
Соврал, конечно. Задумывался и не раз. Но физический процесс генерирования психокинетического поля не был до конца понятен даже моему Наставнику, а уж тот действительно знал чуть ли не все на свете. И, конечно же, учитель так и не смог понять, почему данный процесс могли осуществлять исключительно живые клетки, а не, скажем, машины или киборги. Полного ответа не знали даже генетики, создававшие генетическую линию О'Конноров, к тому же к сегодняшнему дню все они благополучно вымерли. Может быть, мои дети унаследуют мои способности. А может, и нет. У Ольмезовского мало что получалось, а ведь он, что там ни говори, в рамках своей профессии достиг многого…
Нещадно болела голова. Я забрался в кабину, улегся в салоне на жесткое сиденье и сам не заметил, как задремал. Приснился мне сон… Вязкая, ласковая, лилово-жемчужная серебрящаяся темнота. И голоса Орнари и Филиппа Снежина. Я слышал их очень ясно, словно они нависали прямо надо мной, только увидеть почему-то никак не мог. Да и не очень-то мне хотелось, по правде говоря, смотреть на их физиономии.
– Янни не врал тогда, - говорил Снежин.
– В тот день он действительно не знал, куда пропали Джейни и Вейтас Хорошен! Ложь я бы распознал сразу же.
– Не думайте дурного,- отвечал Ми-Грайон.- Я не собираюсь обвинять вас во лжи… Я виноват во всем сам. Не удосужился послать запрос в компанию "Стакркад", получить распечатку расписания прибывающих судов. "Казимир" опоздал и прибыл на Ганимед через двое суток после нашего визита к Ольмезовскому. Так что это мы сами подсказали ему, где и как получить Джейни…
– Простите, откуда вы знаете?
– Она передала мне послание психокодом через этого мальчика, Манфреда. Она погибла. Ее больше нет.
– Сожалею,- в голосе Снежина звучало искреннее чувство.
– Она просила не мстить. Ни самому Ольмезовскому, ни этой девочке, Тэйну Тойвальшен…
– А вы?
– Я не знаю… Если Ольмезовского изгонят из инфосферы, он сойдет с ума?
– Скорее всего.
– Вот и хорошо. Виселица - это для него слишком просто. Слишком легко. Трудно выдумать кару хуже безумия. Поступайте в соответствии с вашим законом, Снежин капитан. Пусть совершится правосудие!
Вот ведь чушь, блин! Знать бы еще, имел место этот разговор в действительности или же мне только пригрезилось.
14
Заснуть толком я так и не смог, а потом услышал чьи-то голоса рядом с машиной. Говорили на языке Чужих, которого я не понимал совсем. Какое-то время я вслушивался в мелодичную распевную речь, в ней был особенный, неповторимый ритм, присущий всем незнакомым языкам.
Голоса определенно были девичьими. Я высунул голову из салона. Девушки при виде меня радостно заулыбались. Их было пятнадцать, а то и двадцать, все в черных комбинезонах и с оружием в кобурах, но на симпатичных личиках вместо обычной угрюмой настороженности сияло радостным возбуждением неумеренное любопытство.
– О'Коннор ак'балеф, хайлумвэссек,- веселым хором прощебетали они мне полагающееся в таких случаях формальное приветствие.
Я был очарован.
– И вам день добрый… э… милые дамы, - хриплым со сна голосом ответил я, машинально приглаживая ладонью торчащие во все стороны волосы.
– Ак'балеф, спой нам, - попросила меня красавица Воркен, стоявшая впереди всех.
– Я не захватил с собой инструмент…
– Возьми у нас, - в руках Воркен как по волшебству появился балефзан, такой же, как тот, что остался в номере Айровой гостиницы.
– Я не знаю вашего языка… - растерянно сказал я, принимая прибор.
– Зато мы знаем твой, - успокаивающе проговорила Воркен.
– Знаем-знаем, - защебетали остальные.
– Ну… ладно, - я выдвинул лестницу и присел на верхнюю ступеньку.
Девушки быстренько расселись на площадке, поджимая под себя ноги и не обращая внимания на отсутствие мебели. Я раскрыл балефзан, коснулся пальцами актив-зоны. Родился чистый, звенящий звук, гулким эхом разнесшийся по всей округе.
– А о чем вам спеть?- спросил я у них.
Девушки переглянулись.
– О героях,- сказала одна.
– О славных битвах былого,- отозвалась другая.
– О любви,- шепнула третья.
– Хорошо,- кивнул им я.
Я спел им "Пустоши Марса", "Зеленые холмы Земли", "Сияние Стрина", "Летучий Голландец", "Лунную тропу", "Венерины глазки", "Снежную королеву" и "Марсианскую деву" - все, что только сумел припомнить. Народ потихоньку прибывал и прибывал, вскоре площадка оказалась забита до предела. Тогда те, кому не хватило места, просто становились у края и вытягивали шеи, чтобы лучше слышать и видеть. Вскоре вокруг моего снегохода собралась изрядная толпа. Я заметил Филиппа Снежина, приветливо мне улыбнувшегося, обоих Ми-Грайонов и даже мальчишку Гретаса. Я осторожно опустил барьеры. В сознание хлынула теплая волна всеобщего расположения, одобрения и по-детски радостного восторга. Чужим нравились мои песни, по-настоящему нравились, к тому же мало кто из здесь присутствующих приучен был скрывать свои эмоции за плотными стенами телепатической защиты. Такого чистого, светлого ментального фона я не встречал нигде во всей Солнечной системе.