Момент бури
Шрифт:
– Не понимаю, Таллран,- честно сказал я.- Почему?
– Это все межклановая политика. Ваша раса дала нам новое знание. Телепатия, пирокинез, гигантское поле коллективного разума инфосферы… Что стоят высокие технологии и умные машины против способности желанием воли взорвать планету или целую звезду? Запрет на биоинженерию и генетическое конструирование в таких условиях начинает казаться… сильно устаревшим. Есть, о чем задуматься. И, как всегда, выиграет тот, кто задумается раньше остальных.
Чего же все-таки стоит тысячелетиями накопленная мудрость и техническое совершенство, если нет и никогда не существовало единства? Выйти из океана, с таким трудом осознать себя, преодолеть притяжение материнской планеты, освоить неисчислимое множество миров Галактики и превратить космос в арену для бесконечного сведения счетов между кланами…
Жестокое традиционное общество, не признающее интересов отдельной личности, ориентированное исключительно на благо народа, где с самого рождения тебе уже уготовано свое место до самой смерти, где любой протест против существующего порядка заканчивается виселицей или изгнанием протестующего, где даже для того, чтобы просто полюбить друг друга требуется разрешение Службы Генетического Контроля…
…А мы, земляне, значит, варвары…
…Тот мудрее, у кого дубинка тяжелее и толще?
Как это выглядит знакомо! Как по-нашему.
Мы слишком похожи, чтобы жить в мире и согласии. Мы были друг для друга кривым зеркалом, отразившим для каждого по-своему искаженный образ. Чужие стали для нас силой, с которой оказалось невозможно не считаться. Мы - силой, которую нельзя не опасаться. А сила и страх порождают достаточно взрывоопасные альянсы.
И однажды неизбежно наступит такое время, когда наши расы проклянут день, в который судьба столкнула нас на одной тропинке Вселенной.
Я вдруг заметил, что Таллран по-прежнему держит мой дневник на коленях. Совершенно случайно тетрадь открылась именно на той странице, куда я вклеил немногие сохранившиеся у меня фотоснимки матери. Стало грустно и больно, как всегда, когда я вспоминал о ней.
– Это моя мама,- неожиданно даже для самого себя сказал я Таллрану.- Она пропала, когда я был совсем маленьким.
– Ушла?- сочувственно спросил Чужой.
Я не ошибался, в его эм-фоне и впрямь появились теплые краски сочувствия. Что в этом удивительного? Наверняка у Таллрана тоже была мама.
– Нет,- помедлив какое-то время, сказал я.- Пропала. Она угодила в точечный провал. Мне тогда и двух лет еще не было. Но я помню…
…Плавящийся, закручивающийся чудовищной спиралью воздух. Падение в разверстую пасть громадной воронки, бесконечное падение, затихающий, полный ужаса крик…
– Мама, мамочка!
– Манфред!
– Сынок!
Острыми иззубренными осколками впивается в душу разодранное пространство. Беззвучным камнепадом осыпаются в ненасытную глотку провала горные склоны. А через мгновение - покой и тишина. Новые формы гранитных скал, новый снег, неизвестно откуда взявшаяся речка, кривой шрам-зеркало, оставшийся на месте съеденного фьюжн-реакцией пространства, холодная синева близкого неба. И там, где всегда звучал ласковый голос мамы, отныне и навсегда поселилась пустота…
– Вы думаете, что ваша мама жива?- серьезно спросил Таллран.
Он так и сказал: "Мама". Не мать, а именно мама.
– Думаю, да,- твердо сказал я.- Иногда угодившего в точечный провал человека выбрасывало в целости и сохранности где-нибудь на другом континенте или вообще на другой планете. Ведь что такое на самом деле эти провалы? Случайным образом сгенерированные туннели сквозь иные измерения, ведущие в самые разнообразные уголки Вселенной. Галактика велика. Может, - добавил я, чувствуя, как оживает в сердце безумная надежда,- вы что-нибудь слышали о женщине-психокинетике по имени Наталия О'Коннор?
Таллран внимательно поглядел на фотоснимок. Мама улыбалась ему задумчивой печальной улыбкой. Я опустил голову, испытывая черное отчаяние. Сейчас Чужой скажет, что ничего не знает… как говорили мне до сих пор все, у кого я набирался духу расспрашивать о маме…
– Я не уверен,- медленно проговорил Таллран,- Сам я мало что могу вам сказать. Но Мин лантарг однажды проговорился, что экспедицию в здешнюю область Галактики ему заказали Магайоны.
– Заказали?- удивился я.
– Да. У каждого клана, разумеется, есть своя собственная Служба Изысканий, но традиционно лучшими звездоходами считаются Мины. Вашу цивилизацию обнаружили с шестого поиска, и это уже говорит о том, что Лаутари Мину подсказали, где и кого искать.
– Подсказали Магайоны?- уточнил я.
– Возможно. Среди прочих владений клана Магайонов есть такая планета-сад под названием Наталиэнери. Говорят, будто хаддар-алум этой планеты - женщина вашей расы.
– Как?!- изумился я.- Магайоны назначили правителем своей планеты чужую для них женщину?!
– Магайоны вообще странные люди,- улыбнулся Таллран.- Их Глава - так вообще… Вся Галактика о нем наслышана. Я не запомнил имя этой женщины… но, кажется, оно как-то связано с местными цветами…
– Планета-сад,- повторил я, сердце болезненно замирало при одной мысли о том, что долгие бесплодные поиски наконец-то обретают свой смысл.- Мама любила цветы. Да и название планеты, Наталиэнери, созвучно ее имени. Вы полагаете, это может быть именно она? Наталия О'Коннор?
– Мне не хотелось бы давать вам ложную надежду,- тихо проговорил Таллран.- Ведь я не могу категорично утверждать, что хаддар-алум Наталиэнери - именно ваша мама. Сам я там не был и лично ее не видел. Вам нужно поговорить с кем-нибудь из Магайонов или с Мином лантаргом. Только они смогут сказать вам что-то п.
– Я здесь потому и оказался, что мне необходимо поговорить с Мином лантаргом,- сказал я.- Правда, никак не ожидал, что могу задать ему вопрос о маме.
– Лантарг болен.
– Слышал. Я беседовал с Лилайоном ак'лиданом…
– О, наш ак'лидан…- с непонятной усмешкой проговорил техник.- И что он вам сказал?
– В конце концов, он согласился мне помочь. Надеюсь, Мин лантарг не откажется рассказать об этой женщине, правительнице планеты-сада Наталиэнери…
Моя мать жива! И сегодня я узнаю о ней! Я не смог скрыть ликования, охватившего мою душу. Я так долго искал маму! Неужели поиски завершатся успехом уже сегодня?!