Момент истины (В августе сорок четвертого) Изд.1989
Шрифт:
Метрах в трехстах дальше и немного правее я видел хату Свирида, наблюдал в бинокль и самого горбуна, его мать и жену.
Лицо у него было злое, неприятное, и домашние, как мне показалось, его побаивались. Поутру он что-то мастерил, приколачивал в стодоле [36] – оттуда доносился стук по дереву и по металлу, – потом запряг лошадь, взвалил на телегу плуг и куда-то уехал.
Вскоре после этого его жена с крынкой и каким-то свертком в белой тряпке прошла в хату к Юлии и, пробыв там совсем мало, тут же вернулась к себе. Я заметил, что по дороге к сестре она дважды
36
Стодола – сарай, навес для повозок и скота.
В полдень я растолкал Фомченко и, приказав ему разбудить меня в шестнадцать ноль-ноль, передал наблюдение и улегся на его место.
Нам предстояло сутками, а может, неделями ждать у моря погоды и не зевать. Это как на рыбной ловле: никогда не знаешь, в какой именно миг клюнет. А в данном случае я сомневался: клюнет ли вообще?
И еще меня заботило одно существенное обстоятельство.
Никаких доказательств принадлежности Павловского к разыскиваемой нами группе не имелось. Подвернулся он случайно, разумеется, взять его – тоже наш долг, но при этом мы наверняка отвлекаемся от основной цели. А спрашивать за передатчик с позывными КАО, за «Кравцова» и «нотариуса» будут с нас, да еще как – три шкуры спустят!
Я заставлял себя быть объективным, однако…
Почему он должен здесь появиться? Предположений капитана я во многом не разделял. Как и всегда, он преувеличивал фактор человечности. С агентами-парашютистами я имею дело четвертый год, сопротивляются они отчаянно, но всяких там чувств я у них что-то не замечал. Да они из родной матери колбасы наварят, а тут, видите ли, судьба отца, ребенок (еще неизвестно чей?!) и – эка невидаль! – женщина. Чихал он на всю эту лирику! Промежду прочим, бабу можно найти и не только на этом хуторе, запросто – это не проблема.
Впрочем, наше дело маленькое. Наше дело прокукарекать, а там хоть и не рассветай…
38. Подполковник Поляков
В Гродно у него было несколько дел, и главным среди них – вовсе не случай с угоном «доджа» и убийством водителя, однако начал Поляков именно с него. Отчасти потому, что автобат размещался на окраине, при въезде в город.
О том, что машина найдена, он узнал рано утром перед выездом из Лиды, когда по ВЧ позвонил в Управление и ему перечислили все основные происшествия минувших суток в районе передовой и в тылах фронта.
Конечно, можно было все это поручить кому-либо из подчиненных, но уже шестые сутки – с того момента, как в лесу под Столбцами группа Алехина обнаружила отпечатки протектора «доджа», – все, что касалось автомобилей этого типа, особенно интересовало Полякова.
Рыжий полноватый майор, чем-то похожий на Бонапарта, – командир батальона – и бравый, подтянутый капитан в кавалерийской кубанке – командир автороты, несколько удивленные неожиданным визитом подполковника из Управления контрразведки фронта, провели его к стоящей отдельно, как бы в ожидании проверки, автомашине. Сюда же тотчас подоспели уже вызванные старшина-механик с изуродованным шрамами лицом и старший лейтенант, уполномоченный контрразведки, выбритый, аккуратный, пахнувший одеколоном или духами.
– … Машина оказалась на ходу, в баках было около тридцати
– Кто и когда ее обнаружил?
– Местные жители… Очевидно, они и сообщили в Лиду… А нам вчера позвонили из комендатуры.
– Кто за ней ездил? – заглядывая под скамейки, прикрепленные к бортам, справился Поляков; разговаривая, он последовательно осматривал машину.
– Вот… старшина.
Поляков повернулся к старшине – тот вытянулся перед ним.
– Вольно… Расскажите, пожалуйста, как и что.
– Это отсюда километров сорок… – напрягаясь, произнес старшина; у него не хватало передних зубов и, очевидно, был поврежден язык, он говорил шепеляво, с трудом, весь побагровев от волнения. – Там, значит, за деревней… рощица… Ну, нашли ее, – старшина указал на машину, – мальчишки… Я сел – она в исправности. Так и пригнал…
– А шофер убит? – Чтобы старшине было легче, Поляков перевел взгляд на капитана.
– Да, – сказал тот. – Его подобрали на обочине шоссе – машина из другой части. Нам сообщили уже из госпиталя. Я поехал туда, но меня к нему не пустили. Врач сказала, что он без сознания, надежды никакой, а справку они вышлют.
– Какую справку?
– О смерти.
– Справка справкой, а кто же его хоронил? – Поляков поднял в кузове промасленные тряпки и рассматривал их.
– Они сами хоронят.
– И никто из батальона больше туда не ездил? – обводя глазами офицеров, удивился Поляков.
– Нет, – виновато сказал капитан.
– Да-а, помер Максим – и хрен с ним…
– У нас запарка была дикая… – нерешительно вступился майор. – Выполняли срочный приказ командующего.
– Приказы, конечно, надо выполнять… – еще раз оглядывая сиденье машины, раздумчиво сказал Поляков.
Он знал, что со своей невзрачной нестроевой внешностью, мягким картавым голосом и злополучным, непреодолимым пошмыгиванием выглядит весьма непредставительно, не имеет ни выправки, ни должного воинского вида. Это его не огорчало, даже наоборот. Не только с младшими офицерами, но и с бойцами, сержантами он держался без панибратства, но как бы на равных, словно они были не в армии, а где-нибудь на гражданке, и люди в разговорах с ним вели себя обычно непринужденно, доверительно.
Однако эти майор и бравый капитан явно его боялись, ожидая, видимо, неприятностей. Заслуживал же в этой истории неприятных слов и, более того, взыскания только уполномоченный контрразведки, но он-то как раз был совершенно невозмутим.
– Ни капли крови, никаких следов… – обратился к нему Поляков. – Какие все-таки у Гусева были ранения? Как его убили? Кто?… Ведь вы должны были если не выяснить это, то хотя бы поинтересоваться. А вы даже в госпиталь не выбрались.
– Я съезжу туда сейчас же, – с готовностью предложил старший лейтенант.
– Это надо было сделать неделю тому назад, – неприязненно сказал Поляков.
Его удручало, что здесь, во фронтовом автомобильном батальоне, где люди не спят ночами, по суткам не вылезают из-за руля, где не только командиры взводов, но и ротные, и сам комбат не чураются возиться с машинами (о чем свидетельствовали руки и обмундирование обоих офицеров), ходит чистенький благоухающий наблюдатель, и этот невозмутимый сторонний наблюдатель, к сожалению, – коллега, представитель контрразведки. Причем от него ничуть не требовалось копаться в моторах, но и свое непосредственное дело он толком не знал и ничего не сделал.