Монашка
Шрифт:
Наконец он умолк, убрал в вещевой мешок фотографию Шептицкого, а Таисия быстро поднялась и, пожелав ему здоровья, удалилась.
Бандеровец отдыхал и набирался сил. Ночью он выходил из своего убежища и гулял по парку. По указанию матушки игуменьи монастырский сапожник сшил ему новые сапоги, а швейная мастерская одела в теплое белье и добротную одежду. Каждый день на кухне ему готовили отбивное мясо, поили горячим кофе со сливками и угощали от имени матушки Моники пирожными.
В Букачевском районе, куда территориально входило село Подмихайловце, руководители и участники вооруженных отрядов
Здесь царил дикий разгул, жестокий террор по отношению к местному населению. Бандеровцы изуверски уничтожали сельский актив, коммунистов, комсомольцев и даже тех, кто с симпатией отзывался о советской власти и о возрождающихся колхозах. Они нападали не только на маленькие подразделения Советской армии, но и на крупные части. Советские войска несли потери как в живой силе, так и в технике.
Терпеть такое дальше было невозможно. В конце декабря 1944 года в Букачевском районе началась чекистско-войсковая операция против орудовавших там банд. В ней было задействовано большое количество подразделений внутренних войск НКВД. 28 декабря части 19 бригады прибыли в село Подмихайловце, где руководителями операции был оставлен гарнизон в составе роты. Основной задачей его личного состава стала борьба с бандитами и защита от них населения и местных органов власти.
Присутствие советских войск в селе вызвало панику среди монахинь. В это время матушку игуменью и ее ближайшее окружение больше всего волновал «Корнель». Долго они думали, что с ним предпринять, и по предложению матушки Моники он был спрятан в малюсеньком подвальчике, ведущем из коридора дома на чердак. Охранять бандита стали две монастырские послушницы под видом работниц прачечной, которая находилась тут же рядом.
«Корнель» имел с собой пистолет и несколько гранат. Потрясая перед монахинями пистолетом, он не раз зло кричал:
– Живым меня не возьмут! Я им живым не дамся! Я устрою им тут бойню…
Бандеровец матерился, а бедные монашки испуганно крестились, представляя, что может быть в монастыре, если русские солдаты прознают про этого «героя».
Невесту «Корнеля» матушка игуменья облачила в монашескую одежду и спрятала в келью, дав ей указание выходить из нее только по большой нужде. Для маленькой – ей поставили ведро. Объясняя этот свой удивительный и очень неприличный в глазах церкви поступок, матушка игуменья заявила Таисии:
– Я спасаю жизнь этой великой украинской патриотке. Русские слишком хорошо знают ее, и пощады от них ей не будет.
На кухне, в прачечной и в пекарне появилось еще несколько жен бандеровцев, которых матушка приказала называть монастырскими послушницами. Мужья их в это время скрывались от советских солдат в схронах, расположенных в лесах и горах близ села Колин и Вильхова. Временами бандеровцы покидали свои убежища, устраивали засады, молниеносно нападая на русских, неся тем смерть и разорение, и тут же, прекрасно зная свою местность, пропадали, вновь расходясь по своим убежищам.
В такие тяжелые дни у сестры Таисии не раз возникало желание пойти в село к руководителям русских и рассказать им, чем занимается матушка Моника, где прячется «Корнель», сообщить им и о других неблаговидных делах, которые творятся в монастыре. Она совершенно свободно могла покинуть приемный покой под видом посещения больных сельчан, но какой-то внутренний голос останавливал ее от этого шага. Ведь она донесет на монастырь, который приютил ее, кормил и одевал. Нет, доносительством она не будет заниматься. И еще ее волновал вопрос: как примут русские признания монашки, что ее монастырь является вражеским лагерем против ее же русских братьев?
В это время приемный покой посетила матушка игуменья. Она посмотрела на Таисию недовольно и строго спросила:
– Что с тобой творится? Ты не зашла сегодня ко мне утром, чего никогда до этого не было. О чем-то переживаешь… Расскажи мне… ты даже похудела…
Инокиня опустила глаза, что-то пробормотала о головной боли, о жестоких морозах, которые действительно донимали всех начавшейся зимой.
Матушка игуменья внимательно посмотрела на нее и сказала:
– Знаешь, Таисия, больных из-за облавы русских, видимо, будет не много, поэтому я даю тебе двухдневный отпуск из приемного покоя. Отдохни немного. Так лучше будет для тебя, да и русские тебя будут меньше видеть. Ты берегись их. Ох, берегись, Таисия!
Матушка предупредила доктора Красовского, что сестра Таисия на время облавы на селе от работы в приемном покое освобождается.
В этот день, уже под вечер, заболела сестра Анна, и Таисии, несмотря на освобождение от работы, пришлось отправиться в приемный покой за лекарством. Отобрав необходимое, она возвращалась аллеей монастырского парка и почти наткнулась на двух русских офицеров. Высокий, еще довольно молодой офицер улыбнулся ей и вежливо спросил:
– Скажите, сестра, как нам пройти к игуменье этого монастыря?
Таисия смело взглянула на них и тихо ответила:
– Я вас провожу.
Через несколько минут они были в приемной монастыря. Предложив гостям присесть, она пошла к матушке, которая в этот день чувствовала себя неважно, поэтому лежала в постели. Услышав о русских офицерах, она несколько раз перекрестилась, а затем совсем тихим голосом произнесла:
– Таисия, ты займи их там разговором, вели принести чай, а я еще немного полежу. Я обязательно буду в приемной.
Инокиня дала кухне распоряжение о чае и вернулась в приемную. Высокий офицер, как только вошла Таисия, поднялся и приятным голосом сказал:
– Давайте знакомиться. Я полковник Николай Арсентьевич Садовник. Руковожу операцией против оуновских бандитов. А это, – он указал рукой в сторону совсем еще молоденького офицера, – лейтенант Сергей Григорьев, мой адъютант. А вас как звать?
Черноволосый полковник вел себя очень естественно, спокойно, в нем чувствовалась культура и эрудиция. У инокини мелькнула мысль, что говорить с ним будет легко, и ей захотелось рассказать этому человеку о проделках «партии Бандеры», показать все сокровенные уголки, где прятались враги России, но она тут же себя остановила: потом. Успею еще. Теперь же буду больше его слушать. Слушать и наслаждаться разговором с этим русским…