Монашка
Шрифт:
Инокиня открыла черный ход, и толпа неудержимой волной ворвалась в здание монастыря, где обезумевшие от страха люди заполнили все нижние коридоры, лестницы и проходы. Женские разноголосые причитания, беспрерывный детский плач слушать было невыносимо тяжело. Набилось народа в помещения монастыря так много, что через некоторое время некоторые из них от страшной духоты стали падать в обморок.
Таисия и доктор Красовский с несколькими послушницами выводить ошалевших от страха и духоты людей в парк. Потом по приказанию игуменьи она стала заниматься раздачей детям хлеба и молока. А затем молитвы, уговоры людей о том, что Всевышний не оставит никого из них в беде,
– Сестра Таисия, идемте быстрей, вас матушка игуменья зовет, русских идет тьма-тьмущая.
Инокиня вышла в парк, там уже находилась матушка игуменья и несколько сестер-монахинь.
– Пойдем, Таисия, к воротам, там, говорят, русские стоят.
И монахини во главе с матушкой игуменьей гусиной стайкой двинулись по аллее парка и вскоре лицом к лицу столкнулись с молодым советским офицером и солдатом. Монахини испуганно остановились, не зная, что им предпринять, а русские, улыбнувшись, вежливо поклонились, поздоровались и попросили показать им монастырский парк, церковь и другие строения на территории монастыря.
Офицер и солдат на удивление монашек говорили спокойно, как хорошо воспитанные и культурные люди. По знаку игуменьи Таисия повела русских в церковь. При входе офицер снял с головы фуражку, солдат – пилотку, затем они долго вытирали ноги. Инокиня сконфуженно смотрела на посетителей, ей было стыдно за их заброшенную церковь с облупившимися, бездарными рисунками на стенах, пыльным полом и грязными окнами. Офицер удивленно покачал головой и разочарованно произнес:
– Ну, сестра, у вас здесь не очень красиво, да и грязно.
Таисия ничего не ответила. Она была согласна с ним. В последние месяцы матушке игуменье было не до церкви. Монастырь часто посещали немецкие жандармские офицеры, которых здесь обильно угощали. Пьяные немцы веселились, кричали в монастырской приемной здравицы в честь «великого фюрера Германии», пели песни и стреляли под крики «виват», пугая селян. После обильных возлияний немецкие офицеры покидали монастырь, нагруженные всякой провизией и сладостями.
Затем, после посещения фашистов начиналась усердная работа монастыря на «партию Бандеры». Сестры-монахини пекли хлеб, солдатские сухари и стирали уже для этого войска. Швейная мастерская днем шила мундиры для немцев, а ночью – мужское белье для националистов, что шокировало скромных монахинь. Так в этих трудах и проходила их жизнь.
Времени на уборку церкви не оставалось. А матушка игуменья к тому же даже банки с вареньем, медом, сахаром и сушеными грибами хранила там под главным и боковыми алтарями, что привлекало туда целые полчища мышей. Однажды дворовые собаки проспали целую ночь на ковре перед главным алтарем. Когда об этом сообщили игуменье, она, зевнув, спокойно сказала:
– Все это глупости. Пусть будет беспорядок, нам лучше будет, когда безбожники придут.
После осмотра церкви Таисия пригласила офицера и солдата в приемную монастыря, где уже находилась матушка игуменья. Она тут же приказала ей принести завтрак для доблестных спасителей Галиции, так игуменья назвала русских. Не успела инокиня покинуть приемную, как ее догнала матушка и зло прошептала:
– Не вздумай накрывать стол скатертью. Вели дать черный хлеб без масла, водку и стаканы для кофе без блюдечек. Нечего их баловать.
Матушка Моника шмыгнула назад в приемную, а Таисия в точности исполнила ее приказание. Хотя в монастырских кладовых портилось масло, русским освободителям подали сухой черный хлеб и горький кофе без сахара, десятки мешков которого были спрятаны в подвалах.
Офицер с солдатом поблагодарили за хлопоты, от водки на удивление игуменьи отказались, выпив только по чашке кофе. Матушка Моника за столом рассыпалась перед русскими в любезностях, называя их спасителями и предлагая принести себя в жертву на благо новой России. Слушая ее, гости лишь только улыбались. Но вот бравый усатый офицер встал, поблагодарил матушку игуменью за прием и попросил провести их по подвалам, чердакам и отдельным хозяйственным постройкам монастыря. Решительность офицера озадачила матушку.
В потайных местах монастыря скрывалось несколько националистов, и встреча их с русскими ничего хорошего не сулила. Она задумалась, а затем приказала Таисии найти и привести в приемную сестру Эмилию. Та быстро выполнила ее просьбу.
Игуменья и сестра Эмилия вышли в соседнюю комнату, где они пошептались, матушка тут же вернулась в приемную к гостям и со сладкой улыбкой пригласила их следовать за ней на экскурсию по монастырю.
Не торопясь, останавливаясь около каждой кельи, матушка приглашала русских посмотреть, как живут ее монахини. Бесконечно долго вела она их по коридорам, задавая разные каверзные вопросы. Совершенно очевидно, что она тянула время. Как только показалась улыбающаяся сестра Эмилия, видимо это было каким-то условленным сигналом между ними, осмотр монастыря пошел быстрее и вскоре закончился. Ничего не найдя, русские ушли.
Село Подмихайловце, находившееся в долине, оказалось в прифронтовой полосе. Отсюда советские войска готовились к штурму сильно укрепленного немцами соседнего села Григорово, располагающегося на высокой горе. Узнав о предстоящем бое, и остававшиеся в селе жители пришли в монастырь под его защиту. Людей набилось видимо-невидимо.
Кроме того, в монастырском парке расположилось еще и несколько красноармейских кухонь.
Ночью к матушке игуменье явилось несколько солдат и попросили дать им на ужин ведро квашеной капусты и полмешка картошки. Матушка Моника долго охала и ахала о наступивших трудностях с продовольствием, но все-таки смилостивилась и дала команду монастырской кухне отпустить солдатам продукты.
На кухне красноармейцам выдали ведро тухлой капусты и совершенно позеленевший картофель, приготовленный для свиней, который принесли со скотного двора. Таисия пыталась протестовать, но матушка так посмотрела на нее, что она сразу замолчала и ушла молиться в свою келью.
На рассвете начался ожесточенный бой. Взрывы артиллерийских снарядов, вой мин и пулеметно-ружейная стрельба продолжались целый день. Снаряды залетали и на территорию монастыря. В монастырском парке были покалечены деревья, земля его была усеяна осколками снарядов и мин. Все забились в подвалы, там из разных углов слышались молитвы и проклятия, как в адрес Гитлера, так и Советов, надоевшей всем войны.
В монастырскую больницу начали прибывать раненые солдаты, ими стал заниматься доктор Красовский и пять монахинь во главе с инокиней.
Вечером Таисию вызвала матушка игуменья и приказала приготовить одну из лучших комнат для раненного в лесу под Рановцем какого-то важного бандеровца.
Она удивленно посмотрела на игуменью и спросила:
– Куда же нам его поместить? Кругом лежат русские.
Та раздраженно ответила:
– Пусть все твои русские провалятся в ад кромешный. Занимайся только украинцем. Тебе все понятно?