Монастырь, Руническая повесть
Шрифт:
– Мы не забудем вас! – Услышал я конец речи Командира. – Мы все, как один, будем вас помнить. Вы останетесь в наших сердцах! Прощайте!
Он кинул горсть дымящейся земли, и все остальные последовали его примеру. Я взялся за лопату и засыпал бойцов.
Как не пафосно звучали слова Командира, как не высокопарно, но я знал, что он говорил искренне, иначе он и не может. Да и как еще тут скажешь? Конечно, мы будем вас помнить. А если завтра кто-то присоединится к вам, мы не забудем и его, до тех
Глава 4
Иногда бывает какое-то особое, ни с чем не сравнимое предчувствие. Вот-вот – и что-то значимое произойдет в твоей жизни. Что-то важное. Именно то, для чего ты и родился! Это чувство может ничем и не обернуться, но бывает, что действительно это что-то происходит. И ты выходишь на свою Дорогу.
Это чувство может возникать периодически и отпускать, а может катиться лавиной, снежным комом сжимая сердце от осознания этого чего-то предстоящего.
Это похоже на головоломку, которая вот-вот начнет складываться. Ты как будто бы её разгадал, но все же не совсем. И в тайне надеешься на то, что она сама даст тебе подсказку.
Я втянул осенний воздух ноздрями. Пахло опавшей прелой листвой, сырой землей, Рекой и… едой. Пахло кашей.
Месяц. Да, приблизительно месяц прошел с тех пор, когда на привале Сума готовил кашу, а после этого только сухомятка и холодная вода или спирт, случайно найденный в чьем-то чужом брошенном доме.
Я кинул последний взгляд на могилу. Вроде бы все чинно. Воткнул в бурую землю лопату и пошел на запах.
Кашеварил, конечно, сам Сума. Он раздавал еду, приговаривая:
– Ох, оголодали, ребятки. Ничего-ничего, я накормлю вас.
Я подошел к котлу и остановился. В котле бурлила каша. Это было прекрасное и завораживающее зрелище.
– Где ты раздобыл все это? – Я кивнул на варево.
– Впечатляет? Вот, не поленился, зашел-таки в кладовую-то! – Сума бухнул в миску еду и протянул мне. – Подходи за добавкой… —Он заговорщицки подмигнул мне и кивнул на небольшую дверцу в стене: – Там полно всего. Можем спокойно зимовать, пока такая неопределенность-то в воздухе витает. Тем более, – сказал он намного тише, – похоже, что далеко не все перезимуют-то. – Он выразительно посмотрел на давящегося кашлем Командира. – Совсем сдает.
– Что с ним? – Я привык, что Командир вечно простужен и не обращал внимания на его частые приступы кашля.
– Что-что… – отмахнулся от меня Сума. – Иди, ешь.
Я вышел во двор и присел на каменную ступеньку рядом с молоденьким босым солдатом.
– Осталось только помыться для полного счастья, – сказал он, с набитым кашей ртом.
–Неплохо бы, – согласился я, скребя ложкой по дну миски. – Ты когда к нам прибился? Что-то я тебя не припомню.
– Просто не обращали внимание. – Солдатик пожал плечами и виновато улыбнулся широким ртом. Я посмотрел на него внимательнее. Ну да, определенно я его раньше видел. Щуплый. Лысый. Похожий на кузнечика – коленки и лопатки торчат из-под драной шинели.
– Как зовут тебя, напомни. – Я облизал ложку и покосился на мешающего в котле кашу Суму.
– Да Сурик я. – Он снова улыбнулся.
Очень быстро я покончил с первой порцией каши и пошел к Суме за добавкой. Он по-хозяйски черпанул новую порцию. Я спросил его:
– Ты не сказал, что с Командиром.
– А ты сам-то не понимаешь? – Сума низко наклонился к моему уху.
– Нет.
– Умирает он… Чахнет на глазах. Еще эта неразбериха.
– Ты об отступлении? – Я начал есть, не отходя от котла с дымящейся кашей.
– Ведь совершенно нет никакой связи с Южной Армией. – Сума тяжело вздохнул. – Да и есть ли она, Армия-то наша, кто бы знал…
Я пожал плечами и снова вышел во внутренний двор монастыря. Сурик исчез со ступенек, и я подошел к свежей могиле.
Глава 5
Когда в твоем сознании складывается мозаика—ты приходишь к пониманию сути своей Дороги. Когда ты находишься в центре круговорота – все встает на свои места. Центр становится неподвижным и реальным, и ты действительно в состоянии оценивать события такими, какие они и есть на самом деле, а не такими, какими они лишь кажутся.
Мир становится реальным, когда появляется точка отсчета реальности. Именно здесь, в этой точке и рождается реальность Дороги.
У могилы стоял Бородач и еще один незнакомый мне боец. Они о чем-то тихо говорили, и я услышал только неясные обрывки фраз.
Они повернулись ко мне и замолчали. Незнакомец сверкнул на меня холодными ледяными глазами.
– Ты прямо как шпион подкрался, – прервал неловкое молчание Бородач. – Вы знакомы? – Он кивнул на своего собеседника.
– Нет, – я покачал головой. Он мне сразу не понравился. Я почувствовал к нему недоверие, и даже… страх проник в мою душу холодом.
– Бирюк, – представился незнакомец сам. – Я вчера вас нагнал, почти перед Рекой.
Я недоверчиво оглядел его одежду. Он не принадлежал ни к Южной, ни к Северной Армии. Незнакомая мне военная форма без погон; даже скорее она была условно-военной – какой-то коричневый балахон с капюшоном.
Конец ознакомительного фрагмента.