Монгольская империя и кочевой мир
Шрифт:
В заключение нашего обсуждения кочевой безгосударственности и государственности приведем замечание В.В. Бартольда о том, что кочевники обычно не стремятся к политическому объединению. Ханы появляются и присваивают власть только в особых обстоятельствах. Их не избирают и не приглашают [1963–1977, с. 22–23]. Безгосударственность, таким образом, предоставляет кочевнику больше свободы, чем государство, и, с точки зрения кочевника, она во многом предпочтительней, чем государственность. И если взглянуть с этой точки зрения, то отсутствие у кипчаков государства не является чем-то необычным. Внимания заслуживает то, какие стратегии использовали кипчаки для взаимодействия с окружавшими их различными политическими образованиями.
Для того чтобы дать рассматриваемой проблеме должную оценку, а также для того, чтобы документально подтвердить свои рассуждения, мы должны, прежде всего, представить краткий обзор истории кочевых сообществ внутреннеазиатского происхождения [8] , располагавшихся на территориях кипчаков. В первую очередь речь идет о центрально-азиатских и восточноевропейских гуннах. Они, по-видимому, произошли от группировок, вытесненных в Среднюю Азию в результате того, что сообщество хунну во Внутренней Азии потерпело целую серию поражений от ханьского Китая и его протомонгольских союзников сяньби. Этнические корни и языковая принадлежность и азиатских,
8
В этом обзоре я опускаю скифские, сарматские, аорсийские, аланские и другие иранские племена. Хотя они представляли большое структурное сходство, создали важный субстрат в тюркских племенах и, бесспорно, явились источником многих культурных заимствований, тюркские народы принесли с собой особый культурный багаж, восходящий к государству хунну/хун и его последователям в Монголии.
9
См. вдумчивый комментарий Т. Барфилда [Barfield 1981, p. 47], где хуннское общество определяется как «имперская конфедерация, автократическая и государствоподобная во внешней политике, но консультативная и федеративная по структуре во внутренней политике».
Еще меньше мы знаем о структуре гуннской политии в Европе. Вполне возможно, что гунны сохранили некоторые элементы политических традиций хунну, т. е. имперскую федерацию. Нет достоверных свидетельств того, что они собирали налоги. Правда, они получали дань или «субсидии», которые, в сущности, вымогались у поздней Римской империи. Как бы хорошо не была организована эта система, все же ее вряд ли можно назвать управлением. Наши источники упоминают видных представителей гуннского общества, в которых кое-кто из ученых усматривает развитую аристократию. И здесь данные тоже противоречивы [Maenchen-Helfen 1973, p. 180–186, 190–198].
Возможно, речь идет о родовых и племенных вождях. Не вполне ясные свидетельства указывают на существование «царского», т. е. правящего рода, из которого происходил Аттила, а восточно-римские источники дают общие сведения о «царстве гуннов» [Priskos 1903, p. 121]. Тем не менее, есть некоторые основания полагать, что у них существовала система управления, выходившая за рамки военной структуры типичной кочевой конфедерации. Под руководством динамичного харизматического лидера, такого, как Аттила, эта конфедерация росла, присоединяла к себе новые элементы (степных кочевников и других, например готов и славян), и в результате длительного взаимодействия с римским миром, из которого получала огромные материальные блага, она могла бы развиться в раннее государство. Этот возможный прогресс внезапно прервался из-за смерти Аттилы в 453 г. (при невыясненных обстоятельствах) [Иордан 1960, лат. 171–172, рус. 116–117] [10] . Мятеж покоренных племен в 454 г., кульминацией которого была гибель сына Аттилы Эллака, и выход из конфедерации многих из них лишь подчеркивают хрупкость ее структуры. В дальнейшем легенда об Аттиле, по-видимому, использовалась в идеологических целях дунайско-балканскими булгарами, которые, если предположения современных ученых справедливы, связывали свой правящий дом с потомками Аттилы и таким образом легитимировали его (см. ниже).
10
Этот источник утверждает, что его смерть явилась следствием кровотечения, вызванного пьянством и развратом. Аммианус Марцеллинус, однако, полагал, что его заколола женщина [Aalto, Pekkanen 1975, 1980, p. 69].
В следующем столетии кочевники Западной Евразии, различные огурские племена (огуры, оногуры, шара огуры, ут(р)игуры, кутригуры) и сабиры, появившиеся в этом регионе в связи с наступлением аваров в 463 г. [Priskos 1903, p. 586] [11] , не создали политической структуры выше уровня племенного союза. Византия использовала их разобщенность и соперничество с роковыми для них последствиями (например, братоубийственная война между ут(р)игурами и кутригурами, спровоцированная Константинополем в середине VI в.) [Procopius 1928, p. 84–95, 235–251; Agathias 1967, p. 176–179; Menander 1903, p. 170–171]. Когда на этой арене [12] в 557 г. появились авары, они присоединили к себе некоторые из этих племен (например, кутригуров) и нашли убежище в Паннонии. Здесь они постепенно осели, но продолжали совершать грабительские набеги и войны с Византией, как и их предшественники в Паннонии, европейские гунны. Подобно последним, они сохранили элементы политической структуры своих внутреннеазиатских предков. Византийские и латинские источники сообщают, что ими руководил каган, а их чиновники именовались tudun и yugrus [Nemeth 1930, p. 103]. Все эти термины внутреннеазиатского происхождения были связаны с жуаньжуанями и протомонгольским племенным союзом сяньби, из которого и вышли.
11
О важности этого отрывка и событий, в нем описанных, см.: [Nemeth 1930, p. 98–102] и критический комментарий [Sinor 1946-47, p. 1–77].
12
И здесь тоже много неясностей в вопросе их происхождения. Как и в случае связи европейских гуннов с хунну, может оказаться, что элементы Уар/вар-гуннских племен, из которых состояли государства жужаней, или жуаньжуаней (азиатские авары), и эфталитов, были вытеснены на запад тюрками, после того как последние уничтожили жужаней в Монголии в 552 г. (см.: [Czegledy 1983, p. 117–120; Kollautz, Miyakawa 1970, p. 104–105].
Какой бы ни была государственная или государствоподобная структура европейских аваров, они, или, скорее, их правящие роды, принесли ее из Внутренней Азии. Они не создали государства на европейской земле. В типично степной манере, как только они ворвались в этот регион, они захватили другие племена и распространили на них те элементы своего государственного/государствоподобного аппарата, которым обладали. Будучи союзниками и противниками Константинополя, они собирали дань, накапливая колоссальные богатства, которыми, по-видимому, воспользовались Каролинги, победившие аваров в конце VIII в.
Византийцы не были совершенно пассивны перед лицом этой постоянной, если не сказать традиционной, опасности. Они искали союзников в Понто-Каспийских степях и при любой возможности поддерживали те общности, которые обладали достаточной силой, чтобы противостоять
Когда в конце VI — начале VII в. Тюркская держава, разрываемая внутренними раздорами и давлением со стороны Китая, стала клониться к упадку, Византия обратила свой взор на булгар. Они представляли собой племенной союз, который, по нашим источникам, впервые появился в 480 г. [Златарски 1918, 1927, repr. 1970, c. 81–82; Besevliev 1980, p. 83]. Император Ираклий (610–641), боровшийся не на жизнь, а на смерть с сасанидским Ираном, поддерживал и булгарский союз в Понтийских степях, и хазарский союз, который окреп под тюркским патронажем в низовье Волжско-Северокавказской зоны. Ираклий был заинтересован в обращении (в 619 г.) Кубрата, вождя булгар [John of Nikiu 1916, p. 197], как части широкого плана сдерживания аваров, которые к этому моменту уже объединили свои силы с персами. К 635 г. булгарская конфедерация под предводительством Кубрата (происхождение которого не выяснено), по-видимому, добилась независимости от аваров [Kollautz, Miyakawa 1970, p. 159–160; Besevliev 1980, p. 149] [13] . Нам нет необходимости углубляться в эту тему, краткая история «Магна Булгарии» описана византийскими историками Теофаном и Никефором. Раздираемые внутренними противоречиями, булгары потерпели поражение от своих врагов хазар, которые установили гегемонию над западноевропейскими степями около 650 г. [Theophanes 1883, reprint 1963, p. 356–358; Nicephorus 1889, reprint 1975, p. 33–34; подробнее см.: Golden 1980, p. 44–46]. Большая часть булгарских племен осталась в Понтийских степях под хазарским владычеством (а немного позже переселилась в Среднее Поволжье). Некоторые орды, например те, которыми руководил Аспарух, в конечном итоге, пересекли Дунай и заняли (в 679 г.) их нынешнюю родину, Болгарию. Болгарское государство возникло в условиях симбиоза со славянами и благодаря огромному культурному воздействию Византии, но все же сохранило элементы внутреннеазиатского наследия. Оно было типичным кочевым захватническим государством. Вытесненное из степи другими кочевниками, оно захватило оседлую территорию и постепенно смешалось с ее обитателями. Славянизация стала заметной с IX в. Этот процесс ускорялся обращением в христианство, поскольку старая булгарская аристократия пыталась оказать сопротивление монархии и сохранять свои языческие традиции. Следствием поражения в этой борьбе явился упадок (дискредитация?) старой тюркской языческой культуры. Правящий дом, который когда-то легитимировал свою власть в степных терминах [14] , теперь стал христианской династией и имел в своем распоряжении новый мощный источник легитимирующей идеологии.
13
К. Цегледи [Czegledy 1977, p. 61–63] связывает возникновение государства понтийских булгар с восстанием огур-телеских племен против тюркского владычества в начале VII в. Д. Ангелов [Ангелов 1971, с. 194] утверждает, что государство «Magna Bulgaria» создавалось в течение длительного времени «как результат свержения тюркского владычества».
14
См., в частности, так называемые Списки Болгарских Князей и содержащуюся в них генеалогию [Pritsak 1955], особенно р. 38, 64, где Прицак связывает род Доуло с хунским царским родом Ту-ко [*d’o-klak, *d’uo-klo]. Ирникъ из списка князей отождествляется с сыном Аттилы [Pritsak 1955, p. 3637].
Хазарский каганат, возникший в 650 г., был значительно ближе к своему тюркскому прародителю и сохранил многие его должности, титулы (qagan, yabgu, sad, tudun и т. д.), структуры и традиции (например, церемонии инвеституры). Отличие Хазарского каганата состояло в том, что в нем существовала сакрализованная дуальная царская власть, в которой старший царь, каган, являлся церемониальной фигурой, гарантировавшей кут («небесно благое счастье») для царства, в то время как каган-бек, или шад, управлял насущными государственными делами. Такая тенденция уже существовала, в той или иной степени, и среди тюрков. Царский род мог быть тюркского, т. е. от Ашина, происхождения [Golden 1982, p. 55–61; 1983, p. 149–150, n. 67]. Напомним, что Хазарский каганат представлял собой государство, заимствованное извне. Его истоки следует искать в Тюркском каганате, с которым он был связан самым тесным образом.
Второй (Восточный) Тюркский каганат распался из-за междоусобиц в 742 г. В последующей борьбе победу сначала одержало племя басмыл (под предводительством Ашина-кагана), а затем уйгуры (в 744–840 гг.). Уйгуры, вождь которых возвысился до ранга ябгу в период короткого правления басмылов, стали каганским народом. Правитель карлуков в награду за заключение союза с басмылами тоже стал ябгу. Кроме того, этот высокий ранг получил и вождь огузов. Конфликт между членами этой тройки был неизбежен. Карлуки под предводительством своего ябгу ушли на земли западных тюрков (ок. 745 г.) и способствовали гибели Западного каганата в 766 г. [Pritsak 1951, p. 233–274; Pritsak 1953, p. 403; Beckwith 1987, p. 126]. Огузский союз, тоже вынужденный покинуть родные земли во Внутренней Азии, в 770-е гг. переместился в регион к западу от центрально-азиатской территории, заселенной карлуками, в сыр-дарьинскую степную зону [Golden 1972, p. 54].