Моника
Шрифт:
– Как раз вчера ночью я убедился в том, что он мой брат. И посмотри-ка, какие мы олухи, чувствительные, мягкосердечные. Я почувствовал нежность и бесконечную радость, когда пошел искать его, чтобы сжать в объятиях, предложить ему то, что согласно моему утопическому взгляду на жизнь, принадлежит ему: половину того, что имею. Слезно умолять мать дать ему имя моего отца, чтобы он стал таким же, как я. Какой же я дурак, правда?
– Почему ты так говоришь? Почему твои слова источают горечь и ненависть?
– Ты в самом деле спрашиваешь? Не знаешь?
Он долго ждал ответа, пока, наконец, дрожащие и мокрые от слез губы Айме не проговорили:
– Ты очень суров с ней, Ренато. Я хочу, чтобы ты сжалился и посмотрел на нее снисходительней, более…
Задыхаясь, она замолчала, а Ренато шагнул к открытому окну, откуда виднелась широкая панорама долины, засеянных зеленых полей, вершин гор, которые первыми получали лучи солнца. Взгляд опустился ниже, и он вздрогнул, увидев человека со скрещенными руками, мрачного и хмурого, перед жилищем Д`Отремон, тоже наблюдавшего за восходом солнца. Затем горько усмехнулся, и протянул к Айме руки, заставляя встать и взглянуть в окно, указывая:
– Взгляни на Хуана. Он ждет, когда выглянет солнце дня его свадьбы. Дня, когда жизнь этих людей изменится. День его свадьбы!
– О Хуан! Что ты делаешь?
– Уже видите, позавтракайте со мной как все моряки: это первое, что мне попалось под руку. Слуга в этом доме позволил делать все, что хочется. А где ряд этих прислужников в белых рубашках? Они случаем не охраняют все пути с оружием?
– Хуан, умоляю, не пей больше.
Худая и подрагивающая рука Ноэля забрала бокал, который тот уже поднес было к губам; усталые и грустные глаза остановились на лице молодого человека, посуровевшего от ярости и гнева, хмурого, как ночная буря. Они были в угловой столовой, заставленной серебряными подносами, где Хуан, со спутанными волосами, в расстегнутой рубашке, с грубыми манерами моряка, был такой странной фигурой, такой грубой и несвоевременной, как тогда босым ребенком впервые ступал по этому помещению в костюме Ренато – его бесполезного подарка.
– Что с тобой, Хуан? Что на самом деле произошло? Уверяю тебя, это похоже на какой-то кошмар. Вчера вечером я везде искал тебя, и не встретив, решил, что ты уже уехал. Потом увидел этих охранников. Тебя предупредили, да? Она предупредила?
– Не знаю, что вы имеете в виду. Меня предупредила «она», но не та из двух, о ком подумали вы. Они были бы очень довольны, если бы мне в голову или сердце угодила пуля, но не вышло по-ихнему. Мой час еще не настал. Как остальные говорят, есть Провидение, и демон защищает Хуана Дьявола. Демон спас меня и позволил шагать вперед, топча все, что попадается на пути. Жить без жалости и осторожности. Подавлять и обижать, грабить и убивать, если нужно – убить.
– Сынок, состояние твоей души ужасное, как и отчаяние и жестокость Ренато. У меня такое впечатление, что он вдруг сошел с ума. Как можно за час так быстро измениться? Да какой час! За нескольких минут. Невероятно, что официальное известие достаточно для…
– Какое официальное известие?
– Не думаю, что нужно спрашивать. Твоя так называемая любовь к сеньорите Монике де Мольнар.
– Так называемая? При вас она призналась, подтвердила, что была моей любовницей.
– Ты не заставишь меня поверить в эту ерунду! Со мной можешь быть честен.
– Я абсолютно честен со всем миром, Ноэль. Я женюсь на Монике де Мольнар и увезу ее на свой корабль. На борту женщина полезна, чтобы стирать одежду, готовить еду для матросов, чинить парус и мыть тарелки.
– Ты не можешь жениться на сеньорите Мольнар! Не можешь забрать ее на корабль! У нее дом в Сен-Пьере. Вот куда ты должен пойти, туда же немедленно пойду и я, чтобы…
– Зачем, Ноэль? – перебил Ренато, приблизившись к столу, где находились мужчины. – Закончите фразу.
– Ну, чтобы помочь им разместиться. Когда все делается так поспешно, как эта свадьба, то выходит плохо, а также следует уладить кучу деталей, и я…
– Вы считаете, что ваше присутствие может быть желанным для новобрачных? Нет, Ноэль, вы будете мешать самым грустным образом. Хуан и Моника женятся по любви. Разве нет?
– Естественно, – бросил Хуан. – По любви. Любовь, которая преодолеет все препятствия, устранит все дистанции. Не беспокойтесь о Монике, Ноэль. Когда она станет моей женой, ей ничего не понадобится, совершенно ничего.
– Не сомневаюсь, что ты позаботишься о жене, – выдавил Ноэль.
– Также, как и Ренато о своей. Разве ты не держишь под замком жену, Ренато?
– Я не давал тебе права спрашивать то, что я делаю! – яростно отверг Ренато. – Ни входить в столовую моего дома. Ни пить коньяк из моих бутылок. Мерзавец!
– Ренато! О, Хуан! – встревожился Ноэль, видя, как дело меняет оборот.
– Не беспокойтесь, Ноэль, не пугайтесь, – успокоил Хуан с печальным хладнокровием. – Его оскорбления отскакивают от меня. Я знаю, что он хозяин всего, а хозяина необходимо терпеть. Не зря же он приказал вооружиться сотне человек. Подробность, которая дает силу и цену указаниям. Великолепная подробность.
– Хватит! Я не буду терпеть!
– Это я должен говорить хватит! Я не украду твой поднос, не буду пить твои проклятые напитки. Я жду часа свадьбы и уеду с женой, куда пожелаю. Этого ты требуешь, а я делаю. Ничего больше! – свирепо почти выплюнул Хуан. И повернувшись спиной к сопернику, поспешно удалился.
– А, негодяй! – оскорбил Ренато взбешенно. – Почему уходишь? Почему не ответишь на мои оскорбления?
– Почему тебе нужно его провоцировать? Чего в конце концов ты хочешь? К чему такая внезапная и нелепая ненависть? Если хочешь, объясни спокойно, я здесь по своей доброй воле.