Моника
Шрифт:
– Кто это сказал?
– Она сказала! Вы уже знаете, Хуан, она не хочет следовать за вами и просит, чтобы вы оставили ее в покое!
– Вы смеетесь надо мной?
– Нет никакой насмешки. Она раскаивается, сожалеет о своих грехах, желает исправить свою жизнь, стать преданной и верной человеку, который уважает свою жену.
– Ложь! Ложь! Пусть она придет! Пусть в лицо мне скажет, поклянется всем, что есть, скажет, что не хочет возвращаться и видеть меня, пусть потребует забыть ее имя, и только тогда…
–
– Да, я! – подтвердил Ренато, приближаясь к ним. – Самая подходящая минута, Моника. Знаю, что ты притворялась, пренебрегла всем. Знаю, будешь упрекать сестру за то, что та рассказала мне, но она не могла молчать. Хочешь ты этого или нет, но я хозяин дома и глава семьи.
– Ренато! – в полном замешательстве пробормотала Моника.
– Мне важно лишь то, что ты думаешь, а не что Хуан может сказать. Вы в моем доме, а в моем доме идут по верному пути, играют по правилам, ведут себя с честью и с достоинством. Если ты позабыл, Хуан, я здесь, чтобы напомнить тебе об этом и потребовать у тебя полного отчета в поведении с Моникой.
– Что? – изумился Хуан, не понимая, что хочет сказать Ренато.
– Пойми наконец, Хуан, что этот вопрос решать будем мы с тобой, а не с женщинами, с которыми ты меряешься.
– Не представляешь, как мы это отпразднуем! – оскорбительно согласился Хуан. – Я желал встретиться с тобой лицом к лицу!
– Ну в таком случае я здесь! – жестко предложил Ренато. – Ты будешь иметь дело со мной и только со мной!
– Как пожелаешь! – бросил вызов Хуан, сделал шаг вперед и занес руку на пояс.
– Нет! Нет! Это нож! – предупредила Моника испуганным криком.
– У меня нет оружия! – заметил Ренато благородно и свирепо.
– Тем лучше! – согласился Хуан, швырнув нож на землю. – Лицом к лицу, как мужчина с мужчиной! Руками, зубами, ногтями, как пожелаешь! Я пришел, чтобы увезти ее с собой и заберу вопреки тебе!
– Ты увезешь ее, если только женишься на ней!
– Что? – растерялся Хуан. – Не женюсь на ней?
– Моника для меня как сестра. Если у тебя есть достоинство, то ты должен это исполнить!
– Моника? – ошеломленно запнулся Хуан.
– Моника, да, да! – прервала Айме решительно. – Не отрицайте этого, Хуан Дьявол, не пытайтесь лгать. Вы до предела сделали несчастной мою бедную сестру. Вы запугали, загнали ее в угол и страхом подчинили. Вы, вы…!
– Айме! – душераздирающе упрекнула Моника.
– Это правда! Правда! Прости, что рассказала Ренато, но я не могла молчать. Не могла! Прости меня, Моника, прости! Я должна была ему сказать. Это было нужно! Ты слышишь? Понимаешь? Ренато ужасно в это верить. Я должна была сказать ему правду. Это была ты… ты… ты!
Она подошла к ней, сжав руку, но Моника резко оттолкнула ее, похолодела, напряглась и ее охватила нервная дрожь. Хуан отступал, подавляя в горле изумление, Ренато шагнул к Айме, вцепившись в нее и устремил взор в лицо Моники, словно вглядываясь в бездну:
– Моника, Айме сказала, что Хуан твой любовник. Это правда или ложь?
– Это правда, Ренато, – пробормотала Моника осипшим голосом. И найдя силы и мужество, продолжала лгать, – этого человека я люблю, этому мужчине отдаю любовь и жизнь и не позволю тебе вмешиваться в это. Не позволю!
Ренато кинул молниеносный взгляд на Хуана. Он видел твердый мужественный лик, сжатые челюсти, и горящие неясным огнем глаза вонзились в него:
– Это мы уладим как мужчина с мужчиной, Хуан. Твоя жизнь против моей!
– Зачем? Ради кого? Ради этого? – взорвался Хуан от гнева и отвращения.
– За женщину, которая для меня как сестра! – проговорил Ренато решительно и угрожающе. – Выполни долг перед ней! Поведи себя как мужчина или я убью тебя, как пса!
– Нет, нет, Ренато! – вмешалась Моника с тревогой, отразившейся на бледном лице. – Это мое дело, только мое. Я не могу этого допустить.
– Замолчи! – властно оборвал Ренато. И обратившись к Хуану, воскликнул: – Только мне ты будешь отчитываться, Хуан!
– Я выполню долг. Ты принимаешь меня в мужья, Моника де Мольнар?
– Нет, нет! – отказывалась Моника с застрявшем в горле отчаянием.
– Что значит нет? А я говорю да! Ты выйдешь за Хуана Дьявола или не выйдешь отсюда живой!
Минута показалась долгой, как века, для этих трепещущих душ. Ренато отчаянно приказывал, просил, требовал. Он не поверил и половине слов Айме, едва верил, видя Монику и Хуана вместе, и в его груди стала подниматься огромная ужасная решимость, дикое желание убивать – чувство ранее не знакомое. Он хотел выяснить правду, которая в то же время пугала его, он дрожал также, как оцепеневшая Моника, которая словно только сейчас оценила глубину пропасти, внезапно раскрывшейся перед ней.
– Видишь, она не хочет выходить за меня замуж, – высказался Хуан с горьким сарказмом. – Я ничтожество для Мольнар. Как муж я никто. Я служу в качестве игрушки, развлечения, любовника на день, куклы, с которой можно развлекаться долгие месяцы, надеясь на свадьбу по своему рангу. Лишь этому я могу служить.
Он улыбнулся, улыбнулся, как мог улыбаться сатана. И смотрел не на Монику, а на Айме, которая стояла напряженно и неподвижно, ощущая, как сжимаются понемногу руки Ренато, как тот вперил в него взгляд. Словно монета взметнулась в воздухе, чтобы упасть какой-либо стороной, разыгрывая жизнь или смерть. Моника прервала безмолвное ожидание: