Моника
Шрифт:
Айме попыталась сбежать, но грубые и решительные руки Ренато крепко держали и сжимали ее, поднимаясь к горлу. Осмелев от ужаса и безысходности, Айме удалось уклониться от рук и выплеснуть яд обвинения:
– Я не виновна. Клянусь! Это она, она! Я прошу сострадания, но не для себя. Прошу милосердия для нее. Я унижаюсь и умоляю, чтобы спасти ее. Монику!
– Что это ты говоришь?
– Моника – любовница Хуана Дьявола!
– Нет! Не может быть!
– Я поклялась любой ценой молчать. Поклялась не говорить. Ради матери. Ренато, ради нашей бедной матери, которая
Придя в себя как от резкого толчка, словно поднимаясь из глубины бездны, словно луч света проступил из мглы, словно луч ослепительной надежды из глубины беспредельного отчаяния достиг его, Ренато отступил на шаг, ища правду в глазах Айме, которая плакала от испуга, и ее руки протянулись, прося жалости и сострадания, голос, ослабевший от ужаса и плача, неумело и отчаянно бормотал ложь:
– Это Моника, Моника. Моя бедная сумасшедшая сестра, я уже сказала. Она написала его для этого хищника Хуана, чтобы остановить. Не было возможным вырвать ее из лап этого бессердечного зверя. Отдать ее – то же, что отдать ее в лапы тигра. Ты не понимаешь, Ренато? Моника – любовница Хуана! Она отдалась ему в минутном помешательстве, не понимая, что делает, а он сделал ее рабой, жертвой. Ты не понимаешь?
– Как же мне понять?
– Она полюбила его в минуту помешательства, а теперь он ее хозяин. Он приказывает, таскает ее как тряпку, угрожает скандалом. Она боится его до смерти, страдает и плачет. Он мерзавец, Ренато, бандит! Но не провоцируй его, не вставай у него на пути. Позволь мне поговорить с ним.
– Не лги больше! – гневно взорвался Ренато.
– Ты не веришь тому, что я говорю? Клянусь тебе, Моника написала это письмо! Она потеряла рассудок от страха и попросила моей помощи. Ее загнали в угол, она на краю пропасти, и прямо сейчас…
– Прямо сейчас что?
– Они беседуют там, за церковью! Она пытается убедить его уехать, позволить ей вернуться в монастырь. Это единственное, чего она просит, о чем умоляет.
– Ты сказала за церковью?
– Ренато, дорогой, сжалься над Моникой, и прости меня. Прости, что не сказала тебе. Она никогда не простит мне, если узнает, что ты знаешь об этом. Она раскаивается и хочет покончить с собой, умереть.
– Из-за Хуана Дьявола? – вырвалось у Ренато, переполненного ядом и горечью.
– Не из-за него, а из-за ее греха, стыда. Я хочу ей помочь, чтобы тот оставил ее. Я пообещала купить его отъезд и молчание. Может быть, немного денег будет достаточно.
– Ты полагаешь, достаточно немного денег? – взорвался Ренато в буйном гневе. – Думаешь, Хуан настолько низкий и подлый, настолько продажный мужчина?
– Да, Ренато, да. Это правда, из-за него Моника помешалась. Она знает, что мама умерла бы, если бы случился скандал. Я обещала поговорить с этим зверем, сдержать, упросить его. – Вскоре она прервалась, увидев, как уходит Ренато, и испуганно спросила: – Куда ты?
– Я пойду туда, а ты пойдешь со мной!
Он потащил Айме за собой. Напрасно та боролась, сопротивлялась. Он шел, словно безумный,
– Нет, Ренато, нет! Пожалуйста, подожди, послушай!
– Перед Богом ты скажешь то, что должна сказать!
– Нет, нет! Ты сошел с ума! Не надо так со мной! – И отчаянно закричала: – Пожалуйста!
– Ренато, Айме, дочка, дочка! – напрасно взывал голос перепуганной Каталины, поскольку Ренато, как смерч несся через залы и сад, волоча Айме, а голос Каталины де Мольнар неустанно кричал: – Ренато, Айме!
Старая женщина предчувствовала и предвидела трагедию. Она побежала, но ей не хватило воздуха, в глазах помутилось, она упала на колени. Она увидела маленькую темную тень. Это был Колибри, но тот не остановился на ее отчаянный и рыдающий голос:
– Мальчик, мальчик! Быстро, на помощь!
– Что происходит? Кто зовет? – приближался старый нотариус, обеспокоенный криками о помощи, и изумленно воскликнул: – Донья Каталина!
– О, Ноэль, друг мой! Быстро! Нужно помешать этому! Позовите донью Софию! Нужно это предотвратить!
– Помешать чему?
– Он убьет мою дочь! Ай!
Она упала без чувств. Дрожащий Ноэль посмотрел по сторонам. Мрак и тишина стояли в ближайших окрестностях и в садах. Недалеко грянул гром, встряхивая пространство, и шквал ветра просвистел меж листьев в густой чаще. Он тоже предчувствовал, дрожа от подступавшего ужаса, но тщетно вознес глаза к небу, когда уже приблизился шторм. Как было бесполезно сдерживать бурю, как невозможно было схватить молнию, так невозможно было предотвратить все это. И от беспомощности он воскликнул, будто молясь:
– Боже мой! Боже мой!
4.
– Вы лжете! Вы пришли помешать мне, потому что выяснили и проследили, что мы сбежим.
– Я пришла, потому что Айме попросила! Пришла от ее имени, чтобы заставить вас понять ваше безумие и низость! Я пришла попросить вас…
– Бесполезно просить меня!
Свирепый Хуан стоял перед Моникой, гневом горели высокомерные глаза. Он шел к ней, словно хотел уничтожить, ударить ее своими мощными кулаками, но бледная, холодная и грустная фигура смело стояла, останавливая, внушая непреодолимое уважение, и в потрясающих глазах красным огнем сверкнула ненависть.
– Предупреждаю вас, если Айме не появится в течение пяти минут, я пойду ее искать, где бы она ни была, никто и ничто меня не остановит. Даже ее муж!
– Вы хотите забрать ее силой? Вы что, не понимаете, что она не хочет ехать? – протестовала Моника в гневном порыве. – Она умоляет! Ладно, не умоляет! – отчаялась Моника. – Она не хочет ехать с вами. Она пришла в себя от этой ничтожной глупости, которая теперь для нее ничего не значит. Айме сожалеет о своем безумии. Она плакала, попросила у меня, чтобы я остановила вас; она молилась, наверное, впервые в своей жизни, просила Бога, чтобы Он спас ее от вашей жестокости, дикости, грубой страсти, которую вы проявляете.