Монограмма
Шрифт:
III. 9. «Сознавая разум (состояние разума), я буду вдыхать». Так он тренирует себя. «Сознавая разум, я буду выдыхать». Так он тренирует себя.
10. «Радуя разум (насыщая разум радостью), я буду вдыхать». Так он тренирует себя. «Радуя разум, я буду выдыхать». Так он тренирует себя.
11. «Концентрируя разум, я буду вдыхать». Так он тренирует себя. «Концентрируя разум, я буду выдыхать». Так он тренирует себя.
12. «Освобождая разум, я буду вдыхать». Так он тренирует себя. «Освобождая разум, я буду выдыхать». Так он тренирует себя.
IV. 13. «Созерцая непостоянство (скандх), я буду вдыхать». Так он тренирует себя. «Созерцая непостоянство, я буду выдыхать». Так он тренирует себя.
14. «Созерцая непривязанность (свободу от желаний), я буду вдыхать». Так он тренирует себя. «Созерцая непривязанность,
15. «Созерцая исчезновение асав (ментальных загрязнений), я буду вдыхать». Так он тренирует себя. «Созерцая исчезновение асав, я буду выдыхать». Так он тренирует себя.
16. «Созерцая полное отречение (от всего обусловленного), я буду вдыхать». Так он тренирует себя. «Созерцая полное отречение, я буду выдыхать». Так он тренирует себя.
Такое деление Анапанасати на 16 стадий встречается в одной из сутр (сутт) Самьютта-Никайи (разделе Палийского канона), где приводятся также превосходные качества этой медитации. В комментаторской литературе эти 16 стадий Анапанасати разделены на четыре части, или группы, каждая из которых содержит четыре упражнения.
Часть первая (1–4), включающая первые четыре упражнения, — предварительные ступени Анапанасати, которые служат развитию как самадхи (концентрации), так и випассаны (мудрости) и пригодны для начинающих. Части вторая и третья (5–8, 9—12) служат дальнейшему развитию самадхи и випассаны и предписываются для более продвинутых учеников. Но последняя, четвертая, часть (13–16) есть чистый метод випассаны (инсайта, мудрости) и предписывается высшим ученикам.
Стадии 1–4 Анапанасати имеют дело с созерцанием тела (каянупассана), 5–8 — с созерцанием ощущений (веданупассана), 9–12 — с созерцанием разума (читтанупассана), 13–16 — с созерцанием ментальных объектов (дхамманупассана).
Теперь понятно, что Анапанасати — наиболее трудный и утонченный объект медитации и пригоден лишь для тех, чей интеллект достиг необходимого развития и чья жизнь чиста. Анапанасати требует полной внимательности и острой проницательности разума, без которых, впрочем, и всякая другая медитация будет бесполезной. Йогин, достигший совершенства во всех 16 стадиях Анапанасати, может по желанию перейти в состояние Ниродха Самапати (состояние полной остановки сознания), в котором он уже при жизни испытывает бесконечное счастье Ниббаны (Нирваны) — состояние абсолютной свободы, Безграничное, Бессмертное, Необусловленное.
Анапанасати, говорят, любимая медитация Будд, поскольку она приносит ментальную чистоту, безмятежность и счастье, которые рассматриваются не только как психологические предпосылки интуиции и мудрости, но и вообще как фундамент здорового интеллекта. В отличие от других медитаций, таких, например, как Асубха-Бхавана (медитация на нечистом и отвратительном) или Каягатасати (созерцание тела), вызывающих содрогание и отвращение, практика Анапанасати успокоительна и возвышенна. Она — незаменимое средство для достижения покоя тела и разума, практикующий Анапанасати будет постоянно чувствовать себя освеженным, чистым и счастливым. Его разум никогда не пресытится этой медитацией, благодаря состоянию духовной глубины и мира, которое она дает. Острота и проницательность разума быстро растут с успешной практикой Анапанасати, и шила (нравственность) ученика становится совершенной. Ибо эта медитация хорошо предохраняет ученика от неконтролируемых мыслей, необдуманных слов и поступков и сохраняет равновесие разума. Она сразу подавляет всякое неморальное побуждение разума, всякую подсознательную склонность, овладевшую сознанием. Чистота и безупречность духа — ее результат.
Дыхание всегда с нами. Медитация на других объектах часто требует особой тишины и уединения, тогда как Анапанасати, благодаря высокой степени погружения, сама создает тишину и уединение внутри нас. Мы можем практиковать ее, занимаясь обычными делами, даже в средоточии суеты и смятения, не будучи замеченными никем. Как броня, защищает она йогина от проникновения всяких злых и беспокойных мыслей, от чужой ненависти, борьбы, смуты. Простым наблюдением над своим дыханием йогин может отъединиться от всякого нежелательного впечатления и замкнуть врата чувств. Покой и чистота его разума умиротворяют окружающих.
Дыхание стоит на пороге сознательных и бессознательных, волевых и неволевых телесных отправлений. Оно как бы знаменует собой начало и конец бессознательного. Поэтому дыхание дает благоприятную возможность расширить границы сознательного контроля над организмом и проникнуть за порог бессознательного. Внимательность к дыханию (Анапанасати) содействует интуитивному пониманию всех функций тела, осознанию всех его отправлений — как психических, так и физиологических. В этой медитации йогин начинает вдруг ясно видеть свое кровообращение и многочисленные внутренние органы — столь же отчетливо, как если бы он видел их через стекло.
В Анапанасати дыхание утончается почти до полного прекращения. В этом видимом исчезновении дыхания йогин постигает непостоянство и изменчивость тела и через него — непостоянство и изменчивость (аничча) как мировой принцип, одну из трех характеристик бытия в буддизме. В тяжелом, прерывистом, затрудненном дыхании, в расстройстве дыхательных органов и путей мы сознаем страдание (дуккха) тела и через него — страдание как мировой принцип, другую характеристику бытия. В дыхании как манифестации элемента воздуха (ваюдхату) мы сознаем тело движимым (одушевленным) безличными процессами, то есть сознаем отсутствие какой-либо вечной сущности в теле (анимы, души) — и через это отсутствие «души» в теле мы познаем отсутствие «я», «души», «эго» в чем-либо, то есть безличность (анатта) всех феноменальных процессов как мировой принцип — третью характеристику бытия буддизма. Зависимость дыхания от тела и, с другой стороны, зависимость тела от дыхания обнаруживает обусловленную природу тела и через эту взаимообусловленность — обусловленную природу всего сущего. Ясное понимание взаимообусловленной природы всего феноменального воспитывает чувство непривязанности в ученике и дает ощущение тотальной свободы. «Бхикшу, практикуя Анапанасати-самадхи, я достиг чистоты тела и свободы от асав (загрязняющих страстей)», — говорил Будда своим ученикам (Самьютта-Никая, V).
Развивший Анапанасати до высшего уровня знает час своей смерти и может по желанию прекратить свое существование в любой момент.
№ 104. Придя на работу, Лида сразу начинает скучать по Насте. Все ей кажется, что она чего-то ей недодала — добрых слов, внимания, ласки. Вспомнит ее теплую пижамку на кроватке, золотистый волосок на подушке, молчаливое нежелание дочки идти в сад, но понимающее, без капризов. Ее милый уголок возле окна, детский столик с рассаженными вокруг него «детьми» — как она называет своих кукол. Ни за что не сядет за стол без них, своих детей. Степе — красный угол. Обязательно нальет им супу, киселя, отломит кусочек печенья. Прежде покормит их, потом уже сама. Материнский инстинкт — удивительный. Перед сном укладывает их спать, укрывает, обнимает, целует, никак не может расстаться со своими игрушками на ночь. Рассказывает им сказку, но никогда ту, что ей рассказывала мама, а придумывает сама. Не хочет повторяться даже в инстинктах. Когда заболеет, и игрушки болеют вместе с нею; слезясь глазками, Настя просит поставить и им градусник, горчичник, дать чаю с малиной. Даже детского врача, когда тот придет к ней, просит прослушать ее кукол. Участковый врач Таня улыбается и серьезно прослушивает Степу, Свету, Раю. Прописывает им лекарство и строгий постельный режим. Врачу Настя беспрекословно подчиняется и не вылезает из кроватки, прося ухаживать за ее «детьми» маму. Не хочет, чтобы ее дети видели ее непослушной.
Лида удивляется, откуда это в ней. Или научила бабушка, или в крови. Сама она вечно торопится, ничего не успевает, и ребенок часто не ухожен. То колготки нештопаны, то разноцветные, спутанные в садике варежки, то несвежий платочек в кармане платьица. Лиде на минуту становится перед Настей стыдно, и она дает себе честное родительское слово смотреть за дочкой лучше. Настя за своими детьми смотрит лучше.
№ 1–4. Побрела было Марина опять в детдом, да опять до него не дошла, а дошла до городского ресторана и попросила там себе какой-нибудь работы. Все ее тянуло на хлебные и теплые места, даром что нелегкие.