Монохром
Шрифт:
— С ф-фосприятием ф-все нормально?
— Не понял. С каким восприятием?
— Зрение. Слух. Осязание… Твои основные чувства. С ними ф-все ф порядке?
Я не нашелся что ответить. Не помню, когда в последний раз проверял слух, но даже после нескольких легких контузий все еще могу довольно точно стрелять на звук, щелчок затвора в лесу слышу за полсотни метров, а вой кровососа — километра за три. Уксус по запаху от водки тоже отличу без проблем. Дальтонизмом вроде бы не…
В груди похолодело. Импульс втек словно бы извне, по нервам скользнул в мозг и породил яркую вспышку. В памяти пронесся каскад картинок…
…Драпаем от псевдогидры. Озерцо «киселя» в овражке. Впопыхах я чуть было не вляпываюсь в химическую дрянь, но притормаживаю. Ком грязи по инерции падает в мерцающую зыбь и исчезает без брызг. Я провожаю его взглядом и отмечаю, что «кисель» не изумрудно-зеленого цвета, каким обычно бывает, а болотного, почти серого…
…Первые зарницы, предвестники выброса. Между туч зажигается и гаснет зарево ртутного цвета. Обычно всполохи желтоватые, багряные или оранжевые, а тут — переливчато-ртутные, как жидкий металл…
…За порогом угадываются контуры человеческого тела. Раненый офицер «пылевиков» лежит головой к нам, на шее — след от скользящего ранения осколком. И даже в слабом свете пэдэашного диодника видно, что кровь темно-стального цвета, без примесей красного… Я моргнул и уставился на серую стену.
— Мама-перемама, — слова сорвались с губ сами собой.
— Понял, значит, — кивнул Лёвка. — Такие дела. Привыкай.
— Что со мной творится?
— Ф-ф… Возмездие.
Я всеми потрохами, каждой съежившейся клеточкой чувствовал, как накатывает цунами ужаса, с которым невозможно ничего поделать: ни убежать от гигантской волны, — ни уговорить ее повернуть обратно, ни противопоставить бездумной стихии хоть что-то значимое со своей стороны. Темная стена неотвратимо приближалась и готова была раздавить крошечного человечка, даже не ведая, о его существовании. Так эпохи давят зарвавшихся выскочек, так империи сносят разрозненные княжества. Так судьба сминает случайность. Пощечина Лёвки вернула меня к действительности.
— Минор, прекращай уже! Не ф-время стоять и постигать. Двигаем дальше, по ходу объясню.
— Ты уж потрудись, а то не успеешь сдохнуть, как окажешься в обществе психа.
Мы стали спускаться дальше.
— Некоторым Зона просто ф-выжигает мозги и превращает ф ходящих овощей, ф зомби, — начал Лёвка. — Им, кстати, проще ф-всего ф конечном итоге. Свернулись мозги ф кисель, и броди себе спокойно, пока не пристрелят.
— Не скрою, беспечности зомбаков я иногда тоже завидую.
— Другим ф-везет меньше. К примеру, `yгольникам. Люди под ф-воздействием черного тумана теряют человеческий облик, но остаются ф-фполне боеспособными и, что ужасней, разумными. Незавидная участь.
— До усрачки напугал уже. Не томи.
— Ты был под Саркофагом?
Я вздрогнул. Вопрос застал врасплох и заставил рефлекторно сжаться какую-то частичку души. Лёвка продолжил:
— Полгода назад, когда случилась история с «бумерангами», ты и твоя дама ф-ведь добрались до Исполнителя Желаний?
— Да. — Отрицать факт здесь и сейчас было бессмысленно. Так и так Лёвка не жилец, и дальше него эта информация не уйдет. — Но как это связано с моим зрением?
— Мне тоже довелось побывать рядом с кристаллом. Только я предпочел не пользоваться услугами этой штуковины.
Мы остановились перед дверью, ведущей в помещения минус третьего яруса. Обыкновенной деревянной дверью с древним кодовым замком. Механика, но хлипкая и простая, как бревно. Здесь явно не намеревались держать оборону или спасаться от непрошеных гостей. Видимо, предполагалось, что посторонних в этом месте не окажется.
Лёвка размахнулся, но занесенная для удара рука сорвалась с траектории, и когтистые пальцы лишь слабо чиркнули по шпону. Три царапины — на большее парень уже был не способен. Силы быстро оставляли его. Он покорно отошел в сторону, предоставляя моему «Узи» вынести хлипкую преграду.
Но я не стал шуметь. Этим ходом не пользовались очень давно, и дверь держалась только потому, что была покрашена. Хорошего пинка оказалось достаточно, чтобы выломать гнилые доски.
— Мир устроен так, что мы платим за ф-фсе дары, которые получаем, — сказал Лёвка. — Зона не исключение. Она дает некоторым прикоснуться к своим сокровищам, но требует ф-взамен монетку.
— Цвет? — Я приподнял брови. — Это мой разменный грош?
— Э, не ф-фсе так просто, — горько улыбнулся парень, опираясь на мое плечо. — Ахроматическое восприятие зрительных образов — общий побочный эффект.
— Общий?
— Да, я со многими разговаривал. Ф-все Призраки Зоны страдают редкой разновидностью приобретенного дальтонизма. Ты — не исключение. Неуютно.
Пожалуй, этим словом можно было охарактеризовать мою первую реакцию на услышанное. Неуютно до озноба. До брюшных колик.
Подавить эмоции не удалось, и по мурлу пробежал короткий, но живописный мимический карнавал.
— Так ты до сих пор не понял. — Лёвка искренне удивился. — Ну и ну. Мне казалось, что я правильно растолковал твои мотивы, когда мы заключали сделку.
— Не втыкаю, — резко ответил я. Непонимание и страх породили злость, захотелось засветить напарнику по уродливой роже, но я сдержался — ему и без того досталось. — Добыть артефакт, загнать его Фоллену… Какие еще мотивы?
— Без «жемчуга» тебе не покинуть Периметр — Зона не отпустит. Ф-вот такая ф-вот монетка.
Уши опять заложило — пришлось зажать ноздри и выдохнуть, чтоб отпустило. Злость ушла.
Воспоминания о последней ходке в город всплыли с алмазной четкостью. Вот почему мне было так некомфортно за Периметром. Вот почему апрельское солнышко вместо радости и тепла дарило раздражение, а свежий ветерок нес уныние и отчужденность. Вот почему веснушчатый пацан вместе с дурацкими голубями казались такими чужими. Дело не в том, что я отвык от мира, все намного хуже. Незаметно я стал частью Зоны. Уже полгода я вижу в черно-белых тонах. Просто мозг не сразу смирился с переменой и продолжал некоторое время додумывать цвета там, где их уже не было. Похоже на фантомные боли, когда ты продолжаешь чувствовать отнятую конечность.
Присмотрись, Минор. Внимательно разгляди монохромный мир, который окружает тебя. Осколки прошлого и частички будущего — в них нет места ярким краскам. Как во снах, где мы всегда платим за возможность хотя бы раз обрести крылья и взмыть в небо. Ловим на короткий миг небывалое ощущение свободы, а потом падаем. Просыпаемся. И больше никогда не видим цветных снов. Это возмездие, сталкер.
Тебе не жить без аномальной подпитки, и «жемчуг» — единственная вещь, при помощи которой дано с определенного этапа перешагивать незримую черту. Заветный артефакт. Истинная ценность его гораздо выше жалких процентов скупердяя Фоллена. Много-много выше любых откупных.