Монологи вагины
Шрифт:
Я зову ее пиздой. Я возрождаю это слово, «пизда». Мне оно очень нравится. «Пизда». Вслушайтесь. «Пизда». П, п, пи, пи. Пиала, пион, пианино, пир, перед — перед «и»: перед искрой, перед игрой, интрига, истина; потом «з» — звенящее «з», звонкое «з», зеркало, зефир, заря, зов; затем зовущая «д» — дева, дар, дух, дом, даль, диво — да-да-да — сочетание букв «да» дарит, дает, датирует — твердое сильное «д», дрожащее от дикого давления, а потом мягкая, нежная «а» — ангел, аура, аромат, а после «д», «д» и «а» — да, дай, дари, дари мне диво. Пиз-да. «Пизда». Прошепчи, произнеси, прокричи мне «пизда». «Пизда».
Я спросила шестилетнюю
— Если твою вагину одеть, что бы она носила?
— Красные кеды на платформе и кепку козырьком назад.
— Если бы она могла говорить, что она сказала бы?
— Она повторяла бы слова на буквы «в» и «т»: например, такса, вальс.
— Что напоминает твоя вагина?
— Красивый темный персик. Или бриллиант, который я нашла в тайнике, и теперь он мой.
— Что особенного в твоей вагине?
— Я знаю, что где-то глубоко-глубоко внутри нее находится очень умный мозг.
— Чем пахнет твоя вагина?
— Снежинками.
Я люблю вагины. Я люблю женщин. Я не отделяю одно от другого. Женщины платят мне за власть над ними, за свое возбуждение, за свой оргазм. Однако начинала я не с этого. Совсем не с этого. По профессии я юрист. Но ближе к сорока годам меня охватило желание делать женщин счастливыми. Вокруг столько женщин, так и не реализовавших свой потенциал. Столько женщин, не знающих дороги к собственному сексуальному счастью. Сначала это было для меня просто смутной целью, а потом поглотило меня целиком. И у меня отлично получалось, просто блестяще. Я постепенно становилась профессионалкой. Мне начали платить за мое мастерство. Я словно нащупала свой путь, по сравнению с которым налоговое право казалось скучным, будничным и никому не нужным.
Я повелевала этими женщинами, была их госпожой, я надевала вызывающие наряды: кружево, шелк, кожу, — и использовала разные приспособления: кнуты, наручники, веревки, фаллоимитаторы. В налоговом праве ничего подобного не было: ни кнутов, ни возбуждения, кроме того я ненавидела эти строгие синие костюмы. Хотя сейчас я иногда надеваю их на своей новой работе, они отлично подходят для перевоплощений. Особая атмосфера — это важно. В корпоративном праве не было плеток и нарядов. Не было живительных соков. Не было темной, таинственной любовной игры. Не было набухших сосков. Не было сладких губ, и, что самое главное, не было стонов. По крайней мере, тех самых стонов. Они — ключ ко всему, сейчас я это прекрасно понимаю: именно стоны соблазнили меня, это из-за них доставлять женщинам радость стало моим главным увлечением. В детстве я всегда смеялась, когда в кино показывали женщин, издающих во время секса странные стоны. У меня чуть ли не истерика случалась. Я не могла поверить, что эти громкие, неистовые, неконтролируемые звуки исходят из женщин.
Мне самой безумно захотелось научиться стонать. Я тренировалась перед зеркалом, записывала на магнитофон свои стоны, разные по звучанию, тональности, иногда по-оперному драматические, иногда сдержанные, почти подавленные. Но, когда я слушала запись, они всегда звучали фальшиво. Они и были фальшивыми: ведь они были рождены не сексуальными переживаниями, а моим желанием быть сексуальной.
Однажды, когда мне было десять лет, я очень сильно захотела писать. Мы ехали на машине. Я терпела почти час. Когда я наконец оказалась в туалете на грязной маленькой заправке, то испытала такое наслаждение, что аж застонала. Я стонала, пока писала. Я не могла поверить, что это я, что это мой стон звучит на техасской заправке. И тогда я поняла, что стоны связаны с невозможностью получить что-то прямо сейчас, с отсрочкой желаемого. Я осознала, что стон восхитительнее всего, когда спонтанен. Он вырывается из тайного, скрытого внутри уголка, говорящего на своем
Я стонала до бесконечности. Многих мужчин это беспокоило. Даже пугало, если честно. Я вела себя слишком громко, и они не могли сконцентрироваться на процессе. Они теряли прицел. Нам не удавалось заниматься любовью в обычных домах — слишком тонкие стены. В доме, где я жила, за мной закрепилась определенная репутация, люди поглядывали на меня в лифте с презрением. Мужчины считали, что я нимфоманка, некоторые называли меня сумасшедшей.
Мне начало казаться, что стонать плохо. Я сделалась тихой и воспитанной. Я научилась подавлять свои стоны, сдерживать их, как чихание. У меня появились головные боли и прочие симптомы стресса. Я почти потеряла надежду, но вдруг открыла для себя отношения с женщинами. Я обнаружила, что большинству женщин нравятся мои стоны. И, что важнее, я поняла, как сильно меня возбуждают стоны других женщин, стоны, вызванные моими манипуляциями. Это стало моей страстью. Моим открытием, ключом ко рту вагины, отпирающим ее голос, ее яростную песню.
Я занималась любовью с молчаливыми женщинами и находила в них этот тайный уголок, этот ключик, и они сами поражались тому, как громко и чувственно могут стонать. Я занималась любовью с другими любительницами стонов, и они открывали в себе более насыщенные, проникновенные интонации. Я стала одержима стонами. Мне нравилось заставлять женщин стонать, руководить ими, как дирижер.
Поиск ритма, источника, обители стона похож на хирургию, на точную науку. Во всяком случае, у меня такое ощущение.
Иногда я находила его сквозь ее джинсы. Иногда я подкрадывалась к нему незаметно, по пути бесшумно обезвреживая возможные сигналы тревоги, проникала туда, где он кроется. Иногда я применяла силу, но не жестокость и подавление, а скорей господство, царственность, говорящую: «Я хочу отвести тебя кое-куда, не волнуйся, ложись и наслаждайся путешествием». Иногда все получалось очень просто. Я обнаруживала ее стон, еще не успев ничего сделать, когда она ела из моих рук салат или цыпленка, приправленного бальзамическим уксусом, прямо на моей кухне, и все было просто и естественно. Иногда я использовала разные секс-игрушки, я их обожаю. Иногда я заставляла женщину саму поймать свой стон и наблюдала за ней. Я терпеливо ждала, пока она раскроется. Меня не обманешь слабыми, первыми явными стонами. Нет, я вела ее дальше, к ее главному стону.
Есть стон клитора, мягкий, скрытый внутри, стон вагины, насыщенный, гортанный, есть и дуэт вагины и клитора. Есть пред-стон, еле различимый звук, почти что стон, в котором звук циркулирует по кругу; абсолютный стон, звучащий насыщенно и четко; беззвучный аристократический стон; изящный стон, похожий на искусственный, артистический смех; стон Грейс Слик — стон рок-звезды; почти религиозный стон, звучащий как намаз; йодль-стон с вершины горы; стон младенца, похожий на агуканье; лающий собачий стон; стон с южным акцентом; свободный бисексуальный стон воина, глубокий, агрессивный и жесткий; есть стон — пулеметная очередь; дзен-стон; мучительный, вьющийся, страстный стон или стон дивы, спетый высоким оперным голосом; страстный стон, от которого сводит пальцы, и, наконец, стон удивления после троекратного оргазма.
Закончив этот отрывок, я дала прочитать его женщине, со слов которой, собственно, его и писала. Но она сказала, что в нем нет ничего общего с ее жизнью. Он ей понравился, но он был не про нее. Ей показалось, что я избегаю говорить о вагинах, что они для меня не часть женского тела, а будто неодушевленная вещь. Даже мое описание стонов преподносило вагину как отдельный предмет, обособленный от женщины, делало их независимыми от вагины. Лесбиянки совершенно по-другому воспринимают вагину. Однако я не смогла уловить, в чем именно разница. Поэтому я снова прислушалась к ее словам.