Монстр из отеля №7
Шрифт:
— Навигатор показывает, что осталось полчаса. На окраине города, — говорит таксист, после чего с трудом сглатывает.
Кажется, Саллен Рул всех немного пугает. Меня нет. Полагаю, он внушает страх. Но для меня он — предмет всех моих желаний, обмотанный колючей проволокой.
Я бросаю на него взгляд.
— Что? У тебя не хватает денег? — шучу я, зная, что собственноручно сунула толстую пачку украденных им наличных в свой носок, на дно нашей зеленой сумки.
Он смотрит мне в глаза, слегка повернув голову, на нем по-прежнему
Я скрещиваю руки на груди и Саллен снова поднимает глаза на меня.
— Не думаю, что тебе стоит беспокоиться о моих деньгах, Кария. Тебе стоит спрятаться, пока еще можешь, — мягко говорит он, снова бросив взгляд на мою грудь. — Там тебя никто не спасет.
— Ты этого не знаешь, — понизив голос, возражаю я. — И мы уже несколько дней спасаем друг другу жизнь. Кончай играть в монстра. Я не боюсь.
Затем, в порыве отваги, подкрепленной текущим по моим венам «Джеймсоном», я осторожно ставлю бутылку на пол, засовываю ее между основанием среднего сиденья и нашей сумкой и придвигаюсь поближе к Саллену. Я никогда не пристегиваюсь, и это облегчает маневрирование. Подтянув колени к груди, я наклоняюсь к нему и обхватываю его руку. Затем улыбаюсь Саллену, глядя, как он хмурится.
— Скажи, почему ты мне угрожаешь, — шепчу я, понизив голос. — Скажи, что ты не хочешь мне показывать.
Водитель, должно быть, не слишком стремится расслышать мои слова, потому что, когда светофор переключается на зеленый, он включает музыку, «Slow Down» в исполнении Chase Atlantic, и она звучит на такой громкости, что ему явно не услышать, что происходит на заднем сиденье.
Я кладу голову на руку Саллена и тут же чувствую, как он напрягается, словно я вызываю у него отвращение. Он даже ерзает на сиденье и слегка поворачивается, чтобы выглянуть в тонированное окно.
— В магазине ты так себя не вел. Я почувствовала, как ты возбудился, — шепчу я, уткнувшись в мягкую ткань его толстовки.
— Кария, — цедит сквозь зубы Саллен.
— Тогда ты меня лапал. Ты лапал меня и когда я была пристегнута к креслу. Почему сейчас ты ведешь себя так, будто я тебе противна?
На мгновение он замолкает, кажется, у него напряжены все мышцы. Затем, по-прежнему не глядя на меня, Саллен впервые выдает мне правду о себе. Не о своем отце, не о Райте, а о себе.
— Я не привык, чтобы ко мне прикасались, когда мне этого хочется. Конечно же, я хочу тебя, — усмехается он так, будто что-то меньшее не обсуждается, и по-прежнему не смотрит на меня. — Но я не знаю, каково это, когда это желание взаимно.
Саллен говорит это спокойно, без тени жалости к себе. Затем он медленно поворачивается и смотрит на меня сверху вниз.
— Я не знаю, как вести себя с тобой, когда ты такая.
«Это
— Мне показалось, что в магазине ты прекрасно с этим справился.
— Да, — говорит он, опустив взгляд к моим губам. — Потому что им всем нужно было знать правду. Ты, черт возьми, моя.
Я смотрю ему в глаза и чувствую, как от этих слов у меня вспыхивают щеки. Боль в ладони, в плече, все это исчезает.
— Ответь, почему ты у всех на глазах сказал, что убьешь меня.
Мои мысли возвращаются к облепившим Саллена Мод и Аливии, и я чувствую, как в животе разливается странное тепло.
«Ты тоже мой, щепетильный засранец».
Но до этого единственного момента истины, что произошел несколько мгновений назад, он не говорил ни о чем, кроме того, что сделал с ним Штейн, и только тогда, когда я не могла убежать. Когда он оказывал на меня физическое или медикаментозное воздействие. И на этот раз он мне тоже не ответил, снова закрывшись.
— Да, — с горечью отвечаю я, слегка икнув и не обратив внимания на то, как Саллен заглядывает мне в глаза и приподнимает брови, словно призывая меня высказаться на этот счет. — Ты сейчас закрываешься, да? Ты вообще не можешь со мной разговаривать без своих устройств и применения силы. Тебе меня не напугать, мальчик-монстр.
Я все равно крепче сжимаю его руку, и растягиваю губы в показной улыбке.
— И удачи тебе в следующий раз, когда пристегнешь меня ремнями к столу или креслу. Я больше не буду облегчать тебе задачу.
Я начинаю отодвигаться от него, высвободив свою руку, но Саллен притягивает меня к себе, впившись пальцами мне в плечо.
Я полусижу у него на коленях, мои бедра на его бедре, он с силой прижимает меня к себе, его хватка болезненна, крепка и безжалостна.
Саллен смотрит на меня прищурив глаза, нахмурив брови и сжав припухшие губы, и я не пытаюсь вырваться.
Мгновение он просто буравит меня взглядом.
А потом просто говорит:
— Думаю, если это будет нелегко, мне понравится еще больше, Солнышко.
Я вырываюсь из его хватки, и он реально смеется, издавая низкий, хриплый звук, от которого внизу моего живота разливается тепло. Он надо мной насмехается, но я от него не отстраняюсь. Я просто протягиваю руку, беру «Джеймсон» и, не раздумывая и не глядя на таксиста, отвинчиваю крышку и делаю еще глоток, обжигая горло.
Проблемы есть не только у Саллена, даже если большинство моих проблем это полностью моя заслуга.
Я пью и отмечаю тот факт, что мы выехали из центра Александрии и теперь мчимся по извилистой дороге, обсаженной по обе стороны деревьями с оранжево-желтой листвой. От осеннего пейзажа я чувствую себя живой.
Или, может, это все «Джеймсон».
В любом случае, я делаю еще глоток, но Саллен грубо выхватывает у меня из рук бутылку и пробку, расплескав на нас алкоголь, и по машине разносится резкий запах.
Таксист ничего не говорит, а я поворачиваюсь к Саллену и вижу, как он, не сводя с меня глаз, завинчивает красную крышку.