Монстр из отеля №7

Роуз К.В.

Подняв на меня взгляд, Саллен проводит языком по запекшейся крови на моем безымянном пальце, и от его тепла меня бросает в дрожь.

— Но моя единственная возможность тебя удержать — это твоя смерть, — он царапает зубами мой палец и, не отводя глаз, проводит клыком по моему среднему суставу. — И, возможно, угрозы кажутся мне любовью. Может, поэтому я тебя ими осыпаю. Я знаю, что в конце концов ты начнешь сопротивляться, тебе не понравится то, что скрывается подо всем, что ты хочешь снять.

Он кусает меня за палец, и я напрягаюсь, не желая издавать

ни звука. Его зубы впиваются глубже, клыки вонзаются в кость, но я все равно не сдаюсь.

Я справлюсь.

Я могу вытерпеть и похуже.

Саллен улыбается, но не доброй улыбкой. И когда он отстраняется, издав тихий смешок, она не касается его темных глаз. На моей коже остаются следы от его зубов, глубокие и красные.

— Узнав все, ты захочешь убежать. Но помнишь, что я сказал? — он отбрасывает мою руку и отводит взгляд к окну, глядя на бесконечный лес. — Мне похер, чего ты хочешь.

Я смотрю на его отражение в окне, на зрачки, деформированные тонированным стеклом. Они кажутся нечеловечески большими, черный цвет практически полностью вытесняет коричневый. Я мысленно возвращаюсь на два года назад. Та октябрьская ночь в отеле, как раз перед исчезновением Саллена Рула. Глаз под дверью. И как я бежала.

Глава 38

САЛЛЕН

— Ты пьяна. Тебе нужно поесть. Мы не уйдем отсюда, пока ты этого не сделаешь.

Мы сидим на уединенной скамейке в пустынном парке, Кария наклоняет голову, сцепив пальцы под подбородком, и хлопает ресницами.

Принцесса Райта пошла со мной в аптеку, у которой нас высадил таксист, и вместо необходимой нам еды накупила там тонну косметики и средств по уходу за собой. Она сгребла все это в охапку и, пока я осматривал прилавок с закусками, держа в одной руке тяжелую сумку и ее «Джеймсон», бросила мне в красную корзину, фактически обездвижив мою вторую руку.

— Это предметы первой необходимости. Не смотри на меня так.

Я закатываю глаза, как и примерно час назад, перед тем, как мы отправились из универмага в это место под густыми, раскидистыми деревьями.

— Ешь.

Я бросаю взгляд на лежащий у нее на коленях протеиновый батончик с лимонным вкусом. В плане питания это не так уж и много, но в ресторан мы пойти не можем, а приготовить еду нам негде. Я уже съел шесть протеиновых батончиков, так что свою долю страданий я вытерпел. От всего этого пережевывания у меня болит челюсть, и в ней еще не все зубы.

Теперь очередь Карии.

Она вздыхает, но берет блестящую желтую упаковку и начинает ее вскрывать, затем поднимает на меня свои прекрасные глаза, и на ее губах появляется легкая улыбка.

Я быстро отворачиваюсь, пока Кария не поняла, о чем я думаю.

Небо все еще серое после утренней грозы, я смотрю на суровые облака цвета бурых синяков и на мгновение удивляюсь тому, во что превратилась

моя жизнь. Я сижу на железной скамейке с девушкой, за которой десятилетиями следил, о которой мечтал, которая казалась мне настолько недосягаемой, что было противно даже на что-то надеяться.

И она оставила за собой след боли, ударив Космо, Мод, Штейна. И все это ради меня.

Просто невероятно.

И прискорбно, зная, что будет дальше.

По нашему убежищу проносится порыв ветра, и меня охватывает озноб. Я рад, что сегодня прохладно (я всегда радуюсь, когда на мне много лишней одежды), и еще больше — дуновению ветерка.

Хотя, думаю, что дрожу не только по этой причине.

— Какой твой любимый цвет? — спрашивает меня Кария, жуя батончик.

Снова поднимается ветер, я хватаю стоящую рядом большую многоразовую сумку для покупок, ставлю ее себе на колени и, заглянув в нее, вижу бананы, пластыри, мазь для местного применения и спирт для протирания. Я взял все это, чтобы промыть раны Карии. После магазина она позволила мне наложить ей на ладонь пластырь, но сказала, что мой язык, по-видимому, обладает целебными свойствами, так что больше ничего не нужно.

От меня не ускользнуло то, как при этой шутке на лице у Карии проступила озорная улыбка и то, как она пробудила во мне вожделение, которое теперь так трудно контролировать, сидя рядом с ней.

Я отмахиваюсь от этой мысли и отворачиваюсь от неба, от усыпанного желтыми, красными и оранжевыми листьями леса и от оживающей в умирающий сезон Северной Каролины. Кария отправляет в рот последний кусочек протеинового батончика и, подняв на меня глаза, жует, сминая в кулаке обертку.

Я не отвечаю на ее вопрос, и она выжидающе смотрит на меня.

Затем Кария сглатывает, нетерпеливо вскидывает руку, но придвигается ближе и медленно кладет голову мне на плечо. Я чувствую лимонный аромат батончика и «Джеймсона», но не обращаю на это особого внимания.

Я замираю, чтобы не напугать ее и всё не испортить.

Не знаю, как выполнить все то, чего она, похоже, от меня хочет. Не знаю, как справиться с ревностью, терзающую меня всякий раз, когда ее внимание привлекает кто-то другой. И не только ненавистный мною Космо, но даже разговоры и прикосновения Флита, Эллиота и Мод… Я не хочу поворачивать вспять то, куда мы сейчас движемся, но даже так я не уверен, что научусь делать что-то правильно.

— У меня розовый. Пастельно-розовый, ярко-розовый, сиренево-розовый. А еще бледно-зеленый. Люблю успокаивающие оттенки.

Кария говорит тихо, но быстро, у нее слегка заплетается язык, и я понимаю, что она все еще ощущает на себе последствия всего произошедшего с ней прошлой ночью или утром, или, похоже, и того и другого, поскольку время в магазине Мод пролетело очень быстро, самым радикальным и хаотичным образом.

Когда мы бежали по тому подвалу, я подумал о том, чтобы сдаться полиции. Я хотел дать ей возможность сбежать, особенно когда услышал ее крик.