Шрифт:
Yishai Sarid
Mifletzet Ha-Zikaron
THE MEMORY MONSTER
Copyright © Yishai Sarid, 2017
Published in the Russian language by arrangement with The Institute for the Translation of Hebrew Literature and Andrew Nurnberg Literary Agency
Russian Edition Copyright © Sindbad Publishers Ltd., 2021
Перевод с иврита Галины Сегаль
Правовую поддержку издательства обеспечивает юридическая фирма «Корпус Права»
Отзывы
Предостережение
Чтение этой смелой, сильной, жесткой книги – опыт болезненный и мучительный. Но абсолютно необходимый. Особенно сегодня.
Ишай Сарид прав: сегодня убежденность в том, что наша культурная память может сдержать ненависть и фанатизм, кажется более сомнительной, чем когда либо.
Эта бескомпромиссная книга оглушает.
Возможно, это самая важная книга о Холокосте и памяти о Холокосте, написанная за последние десять лет.
Пожалуй, самая значительная книга о морали и жертвенности. Вместе с Примо Леви и Ханной Арендт Ишай Сарид составляет «святую троицу».
Автор открывает читателю неприятную правду, зачастую скрытую за слишком обнадеживающим восприятием человечества, и говорит о том, что изучение ужасов Холокоста не делает этот мир лучше. А «никогда больше» чаще всего означает «никогда больше… для нас».
Автор движется за героем по спирали нервного срыва, попутно исследуя память и связанные с ней риски – и критикуя то, как Израиль использует Холокост, чтобы сформировать национальную идентичность…
Роман представляет собой оригинальную вариацию на одну из важнейших тем литературы после Холокоста: в то время как бесчисленные писатели задавались вопросом, можно ли найти человечность в глубоко бесчеловечном, Сарид наглядно показывает, как озабоченность и одержимость бесчеловечным может сказаться на собственной человечности. Если это не обвинение в увековечивании Холокоста, то определенно глубокое и безкомпромиссное изучение его многослойной политики. В конечном счете, Сарид и отказывается извиняться за еврейский гнев, и осуждает гнусные формы, которые он иногда принимает.
Смелое, мастерское исследование банальности зла и природы мести.
Уважаемый председатель директората мемориального комплекса Яд Вашем, посылаю вам отчет о случившемся.
Мне сообщили, что вы его ждете, и я сам искренне желаю его предоставить, учитывая то доверие, которое вы мне оказали.
Вначале я попытался отделить отчет от самого себя, выполнить его в строгой научной манере, не примешивая ничего, что имело бы отношение к моей личности или истории моей жизни – ничем не примечательной. Однако, написав несколько строк, я понял, что это невозможно, что я и есть тот сосуд, в котором обитает история. Если трещины мои разойдутся и я распадусь на части, эта история исчезнет вместе со мной.
Я всегда относился к вам с огромным уважением. Несколько раз участвовал в обсуждениях, которые вы проводили, выполнял важные поручения, в числе которых был и этот последний проект. Мне не забыть проникновенных слов, что вы произнесли на презентации моей книги. Я делал для вас все, что было в моих силах, но не помню, чтобы мы с вами хоть раз побеседовали в неформальной обстановке. Я не жалуюсь. Понимаю, как тяжело бремя, возложенное на ваши плечи. Помню чудесный вид на Иерусалимский лес, открывающийся из окна вашего офиса, запах каменных стен и дорогую ткань вашего костюма. Я всегда считал себя вашим верным посланником. Вижу перед собой ваше мудрое лицо и обращаюсь к вам как к официальному представителю Памяти.
К изучению холокоста меня привели соображения практические. Закончив службу в армии, пошатавшись, как это принято, в неприкаянности по городам и весям, я поступил в университет, где изучал историю и международные отношения. Мечтал о карьере дипломата. Мне казалось, что за границей жизнь моя станет лучше и веселее. Я, конечно, знал, что престиж дипломатической службы сегодня уже не так высок и что с наступлением цифровой эпохи необходимость в ней изрядно уменьшилась, однако считал это преимуществом. Я воображал, как сижу в легком костюме в кафе какого-нибудь тропического города, коротаю дни в изящной праздности, получая от государства скромное, но вполне приличное жалованье. Я не стремился стать лучшим из лучших, не хотел, чтобы в мою честь называли улицы и площади. Мне нравилось читать книги о великих людях и грандиозных событиях прошлого. Они успокаивали меня, потому что все в них уже свершилось окончательно и бесповоротно. Художественная литература меня тревожила – в ней все зависело от причуд автора.
На втором году учебы я пошел сдавать экзамены в Министерство иностранных дел. Мне тогда было двадцать четыре, и я легко справился с письменной работой и прошел первый тур. Во втором туре, который состоялся несколько недель спустя, экзаменаторы разбили нас на группы, дали разные задания, включавшие всякие хитроумные игры, а потом стали вызывать поодиночке на собеседование. Чем дольше все это тянулось, тем яснее становилось, что дела мои плохи. Я даже не стал ждать письма из министерства – и так было понятно: это провал.
Какое-то время я хотел махнуть на все рукой и отправиться куда-нибудь на Восток – скажем, в Таиланд. Все равно моя мечта от меня ускользнула. Но экономические и семейные обстоятельства (заболел отец) меня остановили. Распрощавшись с надеждами на дипломатическую карьеру, я оставил изучение международных отношений – сами по себе они меня не интересовали – и сосредоточился на истории.
Мне нравилось заниматься историей – писать статьи, проводить исследования, часами сидеть в библиотеке над старыми документами, делать перерыв на кофе и возвращаться к работе. Я шел по жизни неспешно, с важным видом. Получил степень магистра и вышел из безвестности, когда моя дипломная работа – написанная в рамках курса, который вел сам декан, – была удостоена многочисленных похвал. Декан взял меня под крыло и предложил стать ассистентом на кафедре. Я гордился своим новым положением. Декан обсуждал со мной разные варианты будущего, говорил об учебе за границей, и я уже видел, как сижу у камина в Оксфорде или Бостоне, старея с достоинством, и больше не жалел о том, что с Министерством иностранных дел ничего не вышло.
История Нового времени меня страшила; она казалась оглушительно ревущим бешеным водопадом. А я жаждал тихой, спокойной жизни, что вращалась бы вокруг древних времен, чья история открыта всем, но надежно запечатана временем и ни в ком не способна пробудить сколь-нибудь сильных чувств. Я подумывал заняться Дальним Востоком, но для этого требовалось выучить китайский или японский, а к языкам у меня особого таланта нет. От скитаний и бедствий собственного народа хотелось уйти как можно дальше. Я с самого начала чувствовал, что здесь меня подстерегает опасность. Но потом я встретил Руфь, дело стало двигаться к свадьбе, и пришлось спуститься с неба на землю. Хорошенько все обдумав, я понял: хоть на первый взгляд передо мной распахнулась необъятная сокровищница человеческой истории, запустить руки я мог лишь в пару-тройку сундуков. Вакансии в университетах освобождались редко, и их тут же расхватывали старшие преподаватели, а новые ставки открывались только для внештатных сотрудников: не работа, а подработка, с зарплатой, которой еле-еле хватало на хлеб.