Монстр
Шрифт:
Подшивки газет хранились в подвале. Их составляли сайдвиндерская "Газетт", обанкротившаяся в шестьдесят третьем году, "Эстес Парк Дейли" и боулдерская "Камера". Денверских газет не было вообще.
бздохнув, Джек остановился на "Камере".
Когда подшивка дошла до 65 года, настоящие газеты сменились катушками микрофильмов. ("Пожертвование федеральных властей, - радостно сообщил библиотекарь.
– Когда до нас дойдет следующий чек, мы надеемся переснять материалы с 1958 по 64 годы, но это все делается так медленно, правда? Вы ведь будете осторожны,
У единственного аппарата для чтения линзы почему-то оказались повреждены, так что, когда Венди положила ему руку на плечо (минут через сорок пять после того, как Джек закончил листать оригиналы газет), у него изрядно болела голова.
– Дэнни в парке, - сказала она, - но не хочется, чтоб он слишком долго болтался по улице. Как думаешь, сколько тебе еще?
– Десять минут, - сказал он. Честно говоря, он уже напал на след последнего этапа захватывающей истории "Оверлука" - лет, прошедших между бандитской перестрелкой и переворотом, учиненным Стюартом Уллманом с компанией. Но ему по-прежнему хотелось скрыть это от Венди.
– Кстати, зачем тебе это?
– спросила она. Выговорив это, она взъерошила Джеку волосы, но тон поддразнивал только наполовину.
– Решил покопаться в истории старика "Оверлука", - ответил Джек.
– Есть особые причины?
– Нет,
(ДА ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ЧТО ЭТО ТЫ ТАК ЗАИНТЕРЕСОВАЛАСЬ?)
просто любопытно.
– Нашел что-нибудь интересное?
– Не слишком много, - сказал он, и на сей раз ему пришлось приложить усилия, чтоб сохранить приятный тон. Она лезла не в свое дело - так же, как вечно совала нос в его дела, ещё когда они жили в Стовингтоне и Дэнни был грудным.
Куда ты собрался, Джек? Когда вернешься? Сколько берешь с собой денег? Поедешь на машине? А Эл с тобой едет? Хоть один из вас не напьется? И так далее, и так далее. Она, извините за выражение, и довела его. Он стал пьяницей. Может статься, причина была не только в этом, но, ради Бога, посмотрим правде в глаза и признаем: и в этом тоже. Она пилила, пилила, пилила его, пока не возникло желание дать ей затрещину - просто, чтоб она заткнулась и бесконечный поток вопросов (Куда? Когда? Как? Будешь ты? Ты что?)
прекратился. Вот уж, действительно.
(Головная боль? Похмелье?)
головная боль. Аппарат для чтения. Проклятая машина искажает текст. Оттого-то у него эта долбаная головная боль.
– Джек, ты в норме? Ты такой бледный...
Он резко отдернул голову от пальцев Венди.
– ВСЕ НОРМАЛЬНО!
Под его жгучим взглядом она отпрянула, примеряя улыбку, но та оказалась на размер меньше.
– Ну... если ты... пойду, подожду в парке вместе с Дэнни.
Вот она пошла прочь, улыбка растаяла, уступив место недоуменному, болезненному выражению. Он позвал:
– Венди?
Она оглянулась от подножия лестницы.
– Что, Джек?
Он поднялся и подошел к ней.
– Извини, детка. По-моему, со мной и правда что-то не так. Эта машина... линзы искажают.
– Конечно.
– Венди запустила руку в сумочку и вытащила жестянку анацина.
– Пусть будет у тебя.
Джек взял жестянку.
– Экседрина нет?
– Он заметил на лице жены слабое отвращение и понял. Когда-то, пока он ещё не запил так сильно, что стало не до шуток, она поначалу горько подсмеивалась на этот счет. Джек тогда объявил: из всех лекарств, какие только изобрели для отпуска без рецепта, один лишь экседрин способен намертво остановить похмелье ещё на подступах. Решительно, это средство - единственное. Он начал мысленно называть свои утренние страдания Экседриновыми головными болями, партия N 69.
– Экседрина нет, - сказала она.
– Извини.
– Да ладно, - отозвался Джек, - твои отлично подойдут.
Конечно, не подойдут, Венди тоже могла бы догадаться.
Иногда она способна быть тупейшей стервой...
– Водички дать?
– бодро спросила она.
(Нет, я просто хочу, чтобы ты выкатилась отсюда к ЕДРЕНОИ МАТЕРИ!)
– Попью из фонтанчика, когда буду подниматься. Спасибо.
– Ладно.
– Она пошла вверх по лестнице; под короткой желто-коричневой шерстяной юбкой грациозно двигались красивые ноги.
– Мы будем в парке.
– Договорились.
Он рассеянно сунул жестянку анацина в карман, вернулся к машине для чтения и включил её. Уверившись, что жена ушла, Джек и сам отправился наверх. Господи, какая мерзкая головная боль. Раз человеку пришлось иметь дело с такой вот глазоломкой, тате ему должны разрешить законное удовольствие пропустить несколько стаканчиков - чтоб восстановить равновесие.
В наисквернейшем расположении духа Джек попытался выбросить эту идею из головы, которая в жизни ещё так не болела. Вертя в пальцах спичечный коробок, на котором был записан номер телефона, он подошел к столу главного библиотекаря.
– Мэм, у вас есть таксофон?
– Нет, сэр, но вы можете воспользоваться моим, местным.
– Простите, но это междугородный звонок.
– Ну, тогда, наверное, лучше всего вам пойти в аптеку.
У них есть таксофон.
– Спасибо.
Он вышел наружу, прошел по дорожке мимо безымянного генерала Гражданской войны и зашагал к деловому кварталу, сунув руки в карманы, с гудящей как свинцовый колокол головой. Свияцово-серым было и небо, наступило уже седьмое ноября и с началом нового месяца погода стала угрожающей.
Уже несколько раз шел снег. В октябре он тоже выпадал, но таял. Новый снежок остался, все покрыла легкая изморозь, сверкавшая на солнце, подобно прекрасному хрусталю. Но сегодня солнца не было, более того, когда Джек подходил к аптеке, небо снова заплевалось снегом.
Телефонная кабина находилась в дальнем конце помещения, и Джек, позвякивая в кармане мелочью, добрался было до середины прохода среди патентованных средств, когда ему на глаза вдруг попались белые коробочки с зелеными буквами.