Монументы Марса (сборник)

Булычев Кир

– Как тебе не стыдно, – укорила меня Катрин.

– Куда мы пойдем? – спросил я.

– Куда хочешь, – сказала Катрин.

– Где он к тебе привязался? – поинтересовался я.

– От кинотеатра шел. Я ему сказала, что меня ждет муж, но потом решила его наказать, потому что он очень самоуверенный. Может быть, пойдем в парк? Будем пить пиво.

– Там много народу, – возразил я.

– Сегодня пятница. Ты же сам говорил, что по пятницам все разумные люди уезжают за город.

– Как скажешь.

– Тогда пошли ловить машину.

На стоянке

была большая очередь. Солнце опустилось к крышам, и казалось, что оно слишком приблизилось к Земле.

– Сделай что-нибудь, – попросила Катрин.

Я отошел от очереди и пошел ловить частника. Я никогда не делаю этого, только для Катрин. На углу я увидел пустую машину и превратился в Юрия Никулина.

– Куда тебе? – спросил шофер, когда я сунул голову Никулина в окошко.

– В Сокольники.

– Садись, Юра, – пригласил шофер.

Я позвал Катрин, и она спросила меня, когда мы шли к машине:

– Ты кого ему показал?

– Юрия Никулина, – ответил я.

– Правильно, – одобрила Катрин. – Он будет горд, что возил тебя.

– Ты же знаешь…

– Что-то давно тебя в кино, Юра, не видел, – сказал шофер, наслаждаясь доступностью общения со мной.

– Занят в цирке, – объяснил я.

Мне приходилось все время думать о нем, хотя я предпочел бы смотреть на Катрин. Катрин веселилась. Она прикусила нижнюю губу, и кончики острых клыков врезались в розовую кожу. Шофер был говорлив, я дал ему рубль, и он сказал, что сохранит его на память.

Под большими деревьями у входа было прохладно и все места на лавочках заняты. Впереди, за круглым бассейном, поднимался купол, оставленный американцами, когда они устраивали здесь выставку. Теперь тоже была выставка «Интер что-то-71». Я подумал, что если Гуров прочтет наш с Крогиусом доклад к понедельнику, то во вторник приедет в лабораторию. Крогиус сам не понимал, что мы натворили. Я понимал.

– Пойдем левее, – предложила Катрин.

В лесу, изрезанном тропинками, у какого-то давно не крашенного забора Катрин постелила две газеты, и мы сели на траву. Катрин захотела пива, и я достал бутылку из портфеля. Я купил ее по дороге с работы, потому что подумал, что Катрин захочет пива. Открыть бутылку было нечем, и я пошел к забору, чтобы открыть ее о верх штакетника. Перед забором была большая канава, и я подумал, что могу ее перелететь – не перепрыгнуть, а перелететь. Но на тропинке показались две женщины с детскими колясками, и я перепрыгнул через канаву.

– Ты хотела бы летать? – спросил я Катрин.

Катрин посмотрела на меня в упор, и я заметил, как ее зрачки уменьшились, когда в них попал солнечный свет.

– Ничего ты не понимаешь, – фыркнула она. – Ты не умеешь читать мысли.

– Не умею, – согласился я.

Мы пили пиво из горлышка и передавали друг другу бутылку, как трубку мира.

– Очень жарко, – пожаловалась Катрин. – И все потому, что ты не разрешаешь мне закалывать волосы.

– Я?

– Ты сказал, что тебе больше нравится, когда у меня распущенные волосы.

– Мне ты нравишься в любом виде, – заверил

я.

– Но с распущенными волосами больше.

– С распущенными больше.

Я принял ее жертву.

Катрин сидела, упершись ладонью в траву, рука у нее была тонкая и сильная.

– Катрин, – предложил я, – выходи за меня замуж. Я тебя люблю.

– Я тебе не верю, – сказала Катрин.

– Ты меня не любишь.

– Глупый, – сказала Катрин.

Я наклонился к земле и поцеловал по очереди все ее длинные загорелые пальцы. Катрин положила мне на затылок другую ладонь.

– Почему ты не хочешь выйти за меня замуж? – спросил я. – Хочешь, я буду всегда для тебя красивым? Как кинозвезда.

– Устанешь, – сказала Катрин.

– Давай попробуем.

– Я никогда не выйду за тебя замуж, – вздохнула Катрин. – Ты пришелец из космоса, чужой человек. Опасный.

– Я вырос в детском доме, – объяснил я. – Ты знаешь об этом. И я обещаю, что никогда не буду никого гипнотизировать. Тебя тем более.

– А ты мне что-нибудь внушал?

Она убрала ладонь с моего затылка, и я почувствовал, как ее пальцы замерли в воздухе.

– Только если ты просила. Когда у тебя болел зуб. Помнишь? И когда ты так хотела увидеть жирафа на Комсомольской площади.

– Ты мне внушал, чтобы я тебя любила?

– Не говори глупостей и верни на место ладошку. Мне так удобнее.

– Ты врешь?

– Я хочу, чтобы ты в самом деле меня любила.

Ладонь вернулась на место, и Катрин повторила:

– Я тебе не верю.

Мы допили пиво и поставили бутылку на виду, чтобы тот, кому она нужна, нашел ее и сдал. Мы говорили о совсем ненужных вещах, даже о Татьянином отчиме, о людях, которые проходили мимо и смотрели на нас. Мы вышли из парка, когда стало совсем темно, и долго стояли в очереди на такси, и когда я проводил ее до подъезда, Катрин не захотела поцеловать меня на прощание, и мы не договорились о завтрашней встрече.

Я пошел домой пешком, и мне было грустно, и я придумал вечный двигатель, а потом доказал, что он все-таки не будет работать. Доказательство оказалось очень трудным, и я почти забыл о Катрин, когда дошел до своей улицы. И тут я понял, что, когда я приду домой, зазвонит телефон и Крогиус скажет, что у нас ничего не выйдет. Мне не захотелось обходить длинный газон, и я решил перелететь через него. Летать было непросто, потому что я все время терял равновесие, и поэтому я не решился взлететь к себе на четвертый этаж, хотя окно было раскрыто. Я взошел по лестнице.

Когда я открывал дверь, то понял, что кто-то сидит в темной комнате и ждет меня. Я захлопнул за собой дверь, не спеша закрыл на цепочку. Потом зажег свет в прихожей. Человек, который сидел в темной комнате, знал о том, что я чувствую его, но не шевелился. Я спросил:

– Почему вы сидите без света?

– Я вздремнул, – ответил человек. – Вас долго не было.

Я вошел в комнату, нажал на кнопку выключателя и сказал:

– Может быть, я поставлю кофе?

– Нет, только для себя. Я не буду.