Мор. (Роман о воровской жизни, резне и Воровском законе)

Леви Ахто

Когда в зону проникли слухи о возможном прибытии сук, воровская жизнь оживилась как-то особенно: воры собирались, о чем-то совещались и, что бросалось в глаза даже мало вникающему в «партийную» жизнь, стали заводить дипломатические отношения со «зверями». Зверями воры называли кавказцев. Они не делали разницы в их национальности – все кавказцы без исключения были для них «звери». В истории лагерей известны кровавые стычки между зверями и ворами, ибо звери, которые ни к каким из уголовных мастей не относились, ворам дань не платили и вообще не считались с ними. В зонах кавказцы – грузины, чеченцы, осетины, азербайджанцы, армяне, но больше всего чеченцы – жили сплоченно, в отдельных бараках, обособленно

работали в тайге. Среди них не было отказчиков и козлов, и лагерному обывателю было непонятно, почему они – звери. Многие из них, как подметили воры, задницу газетой «Правда», да и вообще никакой бумагой, не вытирали, а носили с собой бутылку с водой и подмывались (козлы же никогда не подмывались ни до, ни после)… Так, может, из-за этого? Разбираться в этом долго. И без того ясно, что воры насчет зверей всегда были начеку, особенно когда на горизонте маячила какая-нибудь опасность. И теперь воры стали подчеркнуто уважительно обращаться с ними. Даже подкинули Мамеду, вожаку зверей, по-дружески килограмма два сала. Наверное, учли, что звери сало не едят по религиозным соображениям, считая свинью близким родственником человека. А жрать родственника, оказывается, не полагается.

Итак, вместе со слухами о возможной доставке на Девятку сук, киномеханик привез, наконец, и этот фильм: «Девушка моей мечты». Но показать его в тот вечер опять нельзя было из-за ученой вороны Боксера, расколотившей десятка два фонарей, ставшей причиной замыкания в электросети.

Суки все не шли. Воры успокоились. Кум заказал еще с десяток ящиков. На всякий случай. Вообще-то он считал, что ни к чему, эти ящики – роскошь! Но мало ли! Комиссия может вдруг нагрянуть, если эксгумировать надо, или еще что… Наконец, суки прибыли. Сытые, самодовольные и уверенные в себе здоровые мужчины, по тем временам и условиям хорошо одетые. Их мешки несли на себе шестерки. Ведь и суки – как же иначе! – не могли без шестерок. В мешках, как и у воров, постели: ватные матрацы, одеяла, подушки с вышитыми мулине наволочками. В подушках, как бывает и у воров, пики. Если пики найдут при шмоне, ответят за это шестерки: мешки несут они. В данном случае, прямо удивительно, сук даже не шмонали – была лишь видимость шмона.

Постель в лагере – предмет престижа, по ней судят о жизнеспособности владельца. Постель – последнее, что вор проиграет, то же и сука, ибо, как уже отмечено, воры и суки – одна публика, только в каждом случае вывернутая наизнанку. Уважающий себя вор старается обзавестись как можно более шикарной постелью. Наволочки и пододеяльники часто вышивают сами: нитки мулине ценятся дорого.

И вот они шагают тяжелой поступью, поскрипывая валенками в подмороженном снегу, двадцать восемь сук. Сзади, как всегда, люди с автоматами и собаки. Их лица – галерея жестоких, хитрых, коварных, подлых портретов, от колонны веяло безжалостным духом уничтожения: где угодно на земле пойдут, готовые убивать, брать, душить и крушить, об этом красноречиво говорил даже их шаг, от которого по сторонам разлетались каскады снега.

К воротам зоны их не повели, а усадили на снегу за пирамидами пней ждать, пока из зоны в тайгу не уйдут рабочие бригады. Затем пройдет проверка численности оставшихся в зоне и облава на мужественных отказчиков. Погода испортилась, поднялась метель. Суки сбились в кучу у пирамид, значение которых осмыслить даже не пробовали.

В это время в зоне Боксер и Враль заканчивали утренний «спортивный» бег у санчасти, где их дожидался Самурай.

– Сегодня приема не делать! Сам из санчасти тоже… уходи, – объявил он Боксеру.

Это было уже непривычно. Самурай спросил, есть ли больные в стационаре – в двух небольших палатах, каждая на четыре кровати. В настоящее время здесь отлеживались три симулянта. Самурай посоветовал гнать их в шею.

Он отвел лепилу в сторону и о чем-то с ним недолго шептался. Затем Боксер распрощался с Вралем и вместе с Самураем направился в санчасть. На двери санчасти он прикрепил записку, уведомляющую, что «приема больных не будет». Этой запиской всем отказчикам от работы была объявлена амнистия.

3

Сумкин выбивал искры из подвешенной у вахты рельсы – и Враль вскочил. Еще не рассвело, небо над зоной сохраняло черноту, но в 37-й королевской, как всегда по утрам, воры отыскивали во что бы обуться: вся обувь валялась у нар, как с вечера скидывалась. Проснувшиеся пораньше без стеснения надевали что получше. Из-за этого хамства немало лаялись: отсюда и пошла поговорка: «кто раньше встал, тому и сапоги».

Сегодня все вставали рано – тоже и центровые воры, а их амбалы всю ночь глаз не сомкнули. Воры к чему-то готовились, шестерки извлекали притыренные пики (припрятанные ножи – жарг.), чтобы вручить обладателям. Обычно воры пики при себе не носили, вручали их шестеркам (у каждого вора свой «оруженосец») – прятать, и те отвечали за сохранность воровского ножа. Так удобнее: вдруг внезапный шмон…

Воры со всей зоны собрались в секции 37-й бригады, в центре внимания – Петро Ханадей и Самурай. Оба авторитета были вечером у Мора, он что-то им долго внушал. Однако считалось, что именно Самураю принадлежит идея обыграть сук за счет их всем известной тенденции к симулированию какого угодно заболевания, когда прибывших доставят в баню, где и происходят обычно всевозможные неожиданности. Теперь Самурай считал правильным изменить программу, чтобы суки ни о чем не заподозрили, чтобы не приготовились к защите. Воры словно были уверены, что менты сук уже несколько раз обыскали и ножи изъяли. Но они не знали больше, чем имели право знать по замыслу Главного кума.

Закончился развод – зона опустела. Тишина. Никакого движения. Как будто даже демонстративно после проверки ушли на вахту все мусора во главе с Сумкиным, Плюшкиным, Ухтомским. Отказчики настороже – будет ли облава? С другой стороны, санчасть «больных» не принимала… Значит, и облаве не быть… Тишина…

Придурки попрятались, закрылись в своих «точках».

– Ты пока никуда не ходи, – заявил Мор Скиту, – кажется, этап приведут.

В секции 37-й королевской Самурай послал Треску за Боксером…

А за воротами зоны, едва бригады работяг скрылись из виду, началось движение: сук подвели к воротам. Суки уже не смотрелись самоуверенными, в их лицах, кроме жестокости и подлости, добавился затаенный страх, в глазах – настороженность. Они не могли установить, куда их привели. И теперь стояли… люди из разной среды: сбежавшие когда-то с фронта офицеры и солдаты, бывшие воры, предавшие воровские законы, и просто обыкновенные мокрушники из амбалов, которым на 13-м было так сладостно убивать воров, мстить им за то, что считали они сук мразью.

Кто все-таки в зоне? Они всю дорогу старались выяснить, куда их поведут. Им намекали, будто на Паканаевку, где, если не суки, то «поляки» или даже «беспредел». Беспредел – плохо, но для сук все же лучше, чем воры. К ворам суки не ходоки, они попросту не войдут в зону, любую кару примут, на землю улягутся, и тащите хоть волоком. Такое во многих местах случалось.

Сук не обыскивали, это их успокоило. Им казалось, что начальнички избегают резни – значит, их не обыскали потому, что резни не опасаются. Суки старались рассмотреть сквозь щели в заборе, есть ли в зоне движение, – в зоне тишина. Сидя за пирамидами, они видели, как бригады ушли в тайгу. Значит, подумали суки, в зоне остались одни придурки, а в таком случае зона скорее всего ничья, в том смысле, что в ней не правит ни одна уголовная масть.