Мор
Шрифт:
– А плоды?
– Получишь цветы и уберешься из Ольнаса…
– Вы не понимаете! Сегодня несколько человек уже наложили на себя руки! Если оставить все как есть, смертей будет больше, много больше! Вы возьмете такой грех на душу?
– Не тебе о грехе говорить! – не смогла промолчать Берта.
– Но так нельзя!
– Если встретишь рассвет в Ольнасе, я натравлю на тебя преподобного Астуса, – пообещал я. – А о подсевших на эту гадость людях не волнуйся, о них позаботятся.
– Хорошо, – сдалась Магда. – Я сделаю, как вы просите…
–
– Возможно, немного изменятся черты лица, – предупредила ведьма и резко бросила Берте: – Ложись на кровать…
– О-о! – округлила глаза циркачка. – Неужели ты возляжешь на одно ложе с порченой девкой?
– Иди! – рявкнула гадалка и начала разминать пальцы. – Мне понадобится таз с водой. Или хотя бы ведро…
– Хорошо.
– И не мешай нам!
– Договорились.
Я отнес тазик в спальню, поставил его на тумбочку рядом с кроватью и встал в дверях. Но Магда полностью загородила собой Берту, и было видно лишь, как шевелятся плечи ведьмы. Время от времени целительница споласкивала ладони в воде и вновь принималась разминать помертвевшее лицо циркачки.
Я прислонился к косяку и подумал о маркизе Витайле. Зря, ох, зря меня после войны не послушали, когда я предлагал его в превентивных целях под нож пустить. Вовсе не удивлюсь, если у заговорщиков, которые предыдущую великую герцогиню сгубили, именно он верховодил. Один раз сухим из воды вышел, вот и почувствовал безнаказанность.
И у меня в голове начала складываться весьма занимательная цепочка: ведьмы с Дивного, некие сотрудники армейской разведки Драгарна, таинственные вельможи из окружения Грегора Четвертого. И – маркиз Витайла.
Потянуть бы за этот кончик, глядишь, весь клубок и размотается. Потянуть бы – да кто ж мне даст?
В спальне давно сгустились тени, но потемки предсказательнице нисколько не мешали. Иногда от кровати доносились отголоски Тьмы, и в такие моменты Магда надолго замирала, но всякий раз собиралась с силами и опять принималась за дело. А когда гадалка отвернулась от Берты и, пошатываясь, вышла из спальни, от ее былой красоты не осталось и следа. Осунувшееся лицо, бескровные губы, запавшие и ставшие вдруг бесцветными глаза. Скулы и шею избороздила настоящая паутина морщин, а руки потрескались и кровоточили.
Я сунул целительнице бокал с вином, та одним махом его осушила и прокаркала:
– Цветок!
Усадив Магду в кресло, я принес ей открытую банку, гадалка запустила руку в прозрачную жидкость, и светившиеся в темноте лепестки немедленно пожухли и погасли, а сама предсказательница будто три десятка лет скинула. Трещинки на пальцах затянулись, морщины разгладились без следа, и в ее глаза вновь вернулась жизнь.
– Остальные! – потребовала она, опустив бесформенные ошметки некогда прекрасного цветка обратно в банку.
– Что с Бертой?
– С твоей девкой все будет хорошо.
– Ну-ну, – покачал я головой и передал ведьме две нетронутые банки. – Сможешь идти?
– Разумеется! – фыркнула Магда, легко поднялась на ноги и грациозной походкой прошла в прихожую, столь же прекрасная, как и прежде.
Я накинул ей на плечи плащ и напомнил:
– Уезжай из города.
Ведьма молча вышла за дверь. Я запер за ней и поспешил в спальню.
Берта спала. Грудь ее равномерно вздымалась и опускалась, а лицо больше не напоминало вылепленную из гипса маску. Нежная кожа налилась румянцем, а резкие некогда черты смягчились, добавив аристократичной утонченности и превратив девушку в настоящую красавицу. Прекрасную и самую чуточку загадочную.
Я унес таз в гостиную и выплеснул потемневшую воду, от которой так и веяло чем-то неприятным, в открытое окно. После вернулся и тихонько прилег рядом с циркачкой. Осторожно прикоснулся губами к ее щеке и успокоился окончательно – кожа не только вернула себе естественные цвета, но и вновь стала теплой и нежной. Живой.
Мысленно поблагодарив Всех Святых, я обнял девушку, закрыл глаза и моментально уснул. И сразу не осталось никаких забот и никаких проблем. Иной раз все, что требуется человеку, – это просто здоровый сон и симпатичная девушка под боком. Просто чтобы кто-то был рядом. Все же одиночество зачастую разъедает душу почище скверны…
5
Проснулся от заполошного визга. Подскочил на кровати, схватился за кинжал, но тотчас расслабился и повалился обратно на подушку.
Вопила стоявшая перед зеркалом Берта. Вопила от радости, глядя свое новое старое лицо.
– Себастьян, ты просто чудо! – И в приступе накатившей вдруг нежности девушка бросилась мне в объятия. – Ты вернул мое лицо!
– Обещал же, – делано безразлично усмехнулся я.
– Я должна тебя отблагодарить! – На щеках Берты заиграл лихорадочный румянец, она скинула халат и принялась суетливо стягивать с меня рубаху.
– Перестань! Сейчас не время!
– Вот еще! – и слушать ничего не стала циркачка.
И она меня отблагодарила. А потом еще два или три раза, да так, что после ни рукой, ни ногой. Я просто лежал и бездумно смотрел в потолок. Шевелиться не осталось сил. Берта тихонько посапывала рядом и загадочно улыбалась. Неожиданно она приподнялась на локте и задумчиво провела указательным пальцем мне по шее:
– Странный шрам, откуда он?
– Старое дело, – отмахнулся я. Расчертившая кожу белая нить давно заросла и в глаза не бросалась.
– Первый раз заметила, – удивилась Берта. – Вот уж не думала, что после такого выжить можно…
– Как сказал бы Гуго, это была престидижитация. Ловкость рук и никакого мошенничества.
– Расскажешь?
– Не-а! – Я опрокинул девушку на спину и навалился сверху.
– Захотел продолжения? – лукаво улыбнулась та.
– Хочу на твое новое лицо полюбоваться.
– Вот еще, новое! – фыркнула циркачка. – Всегда оно таким было, всегда…