Мора
Шрифт:
Щит над нами лопнул, и мы тут же все вымокли и замёрзли. Тьма старалась на пределе согреть меня и защитить, но здесь, вблизи Антары, невозможно согреться! Не страшно. Я впитывала стихию с радостью и удовольствием — её мощь сейчас остужала мою злость и обиду на даархита. Князь покинул своих воинов и подошёл к нам.
— Вы совсем замёрзли! Идите в комнату! Мы настроим защиту через пару часов, — он не решался взять меня за руку, помня мой гнев на принца-змея. Я сама взяла его ладонь, необычно тёплую для снежного лорда, — Мы проведём корабль…
— Вы — потомки снежных драконов, верно? — князь помялся, но кивнул, на миг сверкнув узкими зрачками, — Это лишь ваша тайна, но зачем это теперь скрывать? Мы на пороге гибели, мы все здесь уже фактически мертвы! — кричала я и слёзы смешивались с холодной водой, что стекала с волос, —
— Тише, девочка, тише, — обнял меня князь. Он стал осторожно поглаживать мою спину, волосы. Я вцепилась в его плащ, оцарапала руки о доспех из нутаги, — Никто больше не обидит тебя, обещаю! Ты так похожа на мою Маисию…
— Я… — возмущённо стала я вырываться, — Какая дочь, Мораван? Разве дочь сделает так? — и я впилась в его губы, захватила их в плен, ласки не было, лишь отчаяние и злость. Князь понял это и не стал продолжать — отстранил меня и пристально всмотрелся в мои глаза.
— Если вы ещё раз сделаете так, Мора… — сказал он так проникновенно, так серьёзно. Я замерла, нервно дёрнула губами, то ли желая сказать что-то против, то ли сказать, что больше не стану его целовать, — Если…
— Мора! — бежал ко мне Мунон. Я со всхлипом повисла на его шее, всем телом наслаждаясь его горячими объятиями, его любовью, — Милая, не стоило так злить его… Прости, прости, что оставил тебя! Я бросил корабль, бросил всё и поспешил к тебе… Спасибо! — поблагодарил он Тамону, всё ещё стоящего рядом. Я подняла лицо и увидела отчётливое сожаление в глазах князя. Он с такой тоской наблюдал за нами, что я не выдержала и отвела взгляд.
Мой маэйни пробыл со мной весь остаток дня, его ласка примирила меня со всем произошедшим. Мы тесно сплелись в объятиях, он поглаживал мои плечи, грудь, волосы, целовал то в кончик носа, вызывая счастливый смех, то в лоб. Я ловила его губы, но он ускользал, как упрямый мотылёк. Наконец, я не выдержала и притянула его за волосы к себе. Сладкий, кружащий голову, полный стона и наслаждения, поцелуй. Разумеется, он уйдёт тут же, как я усну, разумеется, утром я снова увижу моего ворона, а то и двух, но этот миг лишь для нас.
— Он болен, Мора, — сказал Мунон, имея в виду своего друга, — Я видел такое лишь однажды… Мы прибыли к Городу Подземной реки для обмена товарами. После ужина, разговора о ценах, о традициях наших народов, в Зал Торжеств вбежал стражник и стал с тревогой звать на помощь. Нас не хотели пускать в пещеру того, кто обезумел от приближения Туимасса, но я прорвался сквозь даархитов. Мора, — Мунон закрыл глаза, покачал головой, — Это так страшно… Он бился и бился, калечил всех. Он убил первую попавшуюся девушку, задушил в кольцах. Никто из даархитов вот уже сто лет не может создать пару! Без Священной змеи они убивают всех, кто рядом. Его… тоже пришлось убить!
Я представила, как Ташасскар становиться огромным двуцветным змеем и крушит свой же город. Там, в его видении он убил даархитку… и подумал, что она не первая. И не последняя.
— Я могу пообещать не говорить с ним, Муни, но мы должны будем идти к скалам, ты ведь знаешь! — мой муж смотрел с такой тревогой, — Если он обезумеет… я убью его, я не буду сдерживать тьму.
— Я надеюсь, что до этого не дойдёт, — прижал мою голову к своему плечу Мунон, — Но если иного выхода не будет…
Тревожная ночь замерла и остудила горячие головы. Некоторые же сегодня вспыхнули, впервые за много лет своего существования. А главная виновница спала, убаюканная лаской мужа, тревожно вздрагивая во сне. Нет, сорхит и не думал сейчас уходить. Когда ещё он ощутить то, что ощущает сейчас? Его счастье такое полное, оно захлёстывает с головой, лишает воли и мыслей. В неверном свете магического купола он с любовью рассматривает совершенное лицо демоницы, нежное, тонкое, длинные тени от ресниц на щеках, полную грудь, которой она прижалась к нему. Сказочное счастье, неожиданное, желанное.
Турмалин осушал одну бутылку за другой. Рядом сидел, закинув ноги на стол Рубин. Он молчаливо поддерживал страдания собрата по несчастью. Ведь и он надеялся на взаимность, а вон оно как обернулось. Мора внезапно порвала все старые связи и выбрала слабого, совсем ещё юного, порывистого элементаля. Они думали, что она даст согласие на брак с Асунатом, на худой конец с Тамоной, который явно увлечён ею. О чём, кстати, и сам ещё не знает — забыл совсем, каково это, любить.
Не спали и вороны. Даоран схватился за голову, осмысливая то, что рассказал сородич. Нангаран сказал, что впервые за сотни лет ворон выбрал свою пару. Никто не знает этого, но у их расы Бог-покровитель был родом из Бездны. Они уже давно не слышали его. И слышать могут лишь при выборе пар. Враны и вороны сходились для рождения детей, и только. Чувств там не было никаких. Редко когда случались романы с другими расами — никто ещё не выдержал их страсть, их тьму, строптиво вырывающуюся из повиновения и норовящую выпить любовника на ночь. Сегодня для Нангарана открылась правда, которую осознали считанные вороны: они выбирают пару только тьмой, смерть должна поставить метку на супруга! Он оставил метку…
Даоран спросил, что будет с ним. Родич усмехнулся и сказал, что, если того не смущает звание младшего супруга, тогда он приведёт его к своей Паре во Тьме. Даоран и опасался и завидовал Нангарану. Тьма друга была сильна и послушна, крылья стали подвижными, так и рвались в полёт. Сам он уже слил в артефакты всё, что мог, и терпел до сведённых челюстей, загоняя внутрь своих демонов. Когда он летал в последний раз? Несколько лет назад он завёл роман с человечкой-целительницей. Та улыбалась, покорно принимала его страсть. Но крылья так и висели за спиной, не имели сил ни на что. В бою помогали, выстреливая острыми перьями, но полёт? Мечта всех воронов. Она сбылась только у тех, кто срезонировал с женой. Ваоран раскрыл крылья однажды… после любви тамонской княжны. Малыш Фаоран и принц Заоран тоже показали свой полёт. А потом им рассказали о той, что подарила им тьму. Они с Нангараном увидели её впервые в Долине. Гордая, ослепительная, злая, сильная. Некра колыхнулась, обжигая изнутри, хлестнула кнутом по нервам. Они злились на себя, на демоницу… но это ничего не меняло. Или одиночество и мёртвые, бессильные крылья, или…
Оворн сидел на кровати и сжимал руками голову. Сильно, до боли. Дракон приказывал ему повиноваться, забыть о чувствах, что приносило магу неимоверные страдания. Он не понимал, как можно причинить боль тому, кто верит тебе, той, что так ласкова, так нежна…
— Что ты будешь делать, дядя? — спросил Адаван князя Тамону. Тот стоял у окна, до боли вглядываясь в холодное море, в бесчисленные горы льда, проплывающие мимо.
— Жить… — коротко ответил тот. Одно простое слово, непритязательное и, в общем-то не говорящее ничего такого любому другому, сказало племяннику так много. Мораван Тамона имел в виду, что лёд, сковавший его сердце после смерти неверной, но такой любимой жены, треснул. Коварная демоница словно знала, куда бить, да побольнее! Он и старался её воспринимать как дочь, и не мог. Его Маисия ещё дитя, несмотря на три столетия — сказалось закрытое, уединённое проживание в холодном горном краю. Но Мора другая… " Не такая" — сказала она. Прокричала. Это так странно, снова чувствовать, волноваться, ждать встречи. И этот поцелуй… Отчаянный, злой и холодный, он обжёг его суть, всколыхнул такое в душе, о чём Тамона забыл навсегда. Невест ему предлагали регулярно, с ним списывались лучшие рода демонов, донну и саашту. Только вороны не слали карточек с именами — у них свои заморочки в плане брака. Вначале Мораван тосковал по жене, потом просто замкнулся в себе, окружив себя таким холодом и льдом, что о него разбивались самые горячие дамские взгляды. Магия, оружие, дочь — вот три вещи, интересовавшие его в последние три столетия. Холод, одиночество… в снежной круговерти у окна, перед глазами, невидяще глядящими вдаль, родился образ демоницы. Такой, какой она была в его руках: отчаянной, обиженной и плачущей. Губы дрожат, мокрые волосы облепили лицо.
Адаван невесело хмыкнул и лёг на кровать, закинув руки за голову. Он тоже стал чуточку менее "снежным", как сказала наглая повелительница демонов.
Ташасскар бил и бил кулаком в ледяную стену, раз за разом выпрямляющуюся в исходную форму. Кулак был давно в крови, но даархит упорно не переставал бить стену. Снова и снова всплывало перед глазами лицо той, что стала врагом, воплощением зла. Той, что своим поцелуем свела с ума его змея, оттеснив все мысли и чувства вглубь него. Вторая суть, предчувствуя свободу, безумие Туимасса, отвоёвывала всё больше из его личности. Ташасскар с отчаянием зарычал-закричал и разразился неистовыми ругательствами на даархите, но губы всё ещё помнили другие, мягкие, сладкие, злые… желанные. Доита — вот, кого я люблю! А змей хлестал хвостом внутри и ревел, что это не так.