Мордант превыше всего!
Шрифт:
Без выражения, словно он повторял это множество раз, Мастер Гарпул пробормотал:
— Жена обещала проклясть меня, если я не вернусь. Она была так зла… — У него текло из носа, и он шумно шмыгал.
Король Джойс взглянул на тело Тора и хотел что—то сказать, но не смог; ему даже было трудно дышать, словно вид разбитой головы друга причинил ему больше боли, чем он ожидал, нанес удар, который он рассчитывал парировать, но не смог. У Джойса перехватило дыхание, и он судорожно, жадными глотками принялся хватать воздух, прижав руки ко рту, чтобы приглушить звук.
Он был давно не молод. Он долго жил один; его утешали —
Джойс с трудом оторвал руки от лица и взялся за край носилок Тора. Он, казалось, хотел поднять тело Тора, вырвать его из лап смерти. Но мертвец был слишком тяжел. Требовалось четверо, чтобы просто удерживать его огромный вес.
И, не сознавая, что делает, король Джойс опустился на колени в грязный снег.
Териза и Джерадин не задумываясь устремились к нему; желание хоть чем—то помочь было явно написано на их лицах. Но леди Элега остановила их, приложив палец к губам. Затем, улыбаясь, несмотря на смерть Тора и печаль отца, она указала на всадников, приближающихся к штандарту.
Принц Краген. Термиган. И две фигуры в плащах, скрывающих все, кроме их размеров, лица не различимы в глубине капюшонов.
На принце Крагене остались боевые отметины; кровь, явно не его собственная; рубленые полосы на кольчуге. Он выглядел достойно, без сомнения достойно, словно человек который выбрал лучшее из сомнительных решений и заслужил победу. Термиган выглядел хуже, измученный долгой дорогой, под глазами мешки. Но в нем тоже проступало достоинство, почти торжество, словно он был уверен, что все сделал правильно. Его суровое лицо не выражало упрека.
— Милорд король, — сказал он, — я прибыл к вам на подмогу. Со мной всего двести человек — все, что я смог собрать. Надеюсь, этого хватит.
— Более чем, — мягко вмешался принц Краген, видя печаль короля. — Разве неправда, что сам Мордант начинался с отряда в двести человек?
— Отец. — Мисте откинула капюшон и подставила глаза и отмеченную шрамом щеку солнечному свету, проникающему из—за края ущелья.
— Мисте.
Териза почувствовала такие изумление и восторг, что едва сдержала крик; все ее тело, казалось, пело от счастья.
— С тобой все в порядке!
Джерадин едва не расхохотался от радости. Люди вокруг штандарта короля шептали имя Мисте, словно оно обладало силой и несло опасность.
— Благодаря Термигану, — сказала она, — я привела твоего Воина.
Когда смятение, вызванное ее появлением, отчасти поутихло, огромная фигура рядом с Мисте сбросила плащ, открыв яркие сверкающие доспехи, кое—где обожженные, в двух местах прогоревшие насквозь. Лицо великана закрывало темное непроницаемое забрало. Странное оружие висело на поясе; ружье, с помощью которого он прожег себе путь из Орисона, висело за спиной.
Солдаты и стражники замерли. Некоторые схватились за мечи; кое—кто натянул луки.
Но Воин не сделал ни одного угрожающего движения. Он медленно поднес руку к лицу, коснулся выступа на шлеме. Его забрало беззвучно втянулось в шлем, открывая лицо.
Это было обычное мужское лицо: светлые глаза, большой нос крючком, словно не раз сломанный, сурово поджатые губы над массивным подбородком. Только то, как странно он шевелил губами при разговоре, выдавало его происхождение.
— Милорд король, — сказал он необычным голосом, в котором отдаленно слышалось нечто птичье. — Я потерялся на этой Богом забытой планетке. По словам Мисте, вы не виноваты в том, что я оказался здесь. Она утверждает, что ваши Воплотители могут помочь мне. Но вы не можете помочь мне, пока варитесь в этом котле.
Я бы хотел сделать все, что в моих силах. Ради нее. Для того, чтобы ваши Воплотители все—таки помогли мне.
— Так вот кто это был, — выдохнула Териза с облегчением и восторгом. Но в этот миг даже у Джерадина не оставалось для нее внимания.
Стоя на коленях перед Тором, король Джойс вскинул голову, услышав голос Мисте, и уставился на нее и Воина; в голубых глазах сияла радость. Потом он поднялся на ноги, словно вся его сила вернулась к нему. Но сначала он обратился не к дочери, не к принцу Крагену или Термигану, ни даже к Воину. Он обратился к Смотрителю Норге.
— Нужно сделать многое, Смотритель. Позаботьтесь о людях лорда Термигана. Отправьте тех, кто нуждается в помощи, к лекарям. Остальных распределите среди наших всадников. Если я правильно рассуждаю… — он посмотрел на другую сторону долины, — верховный король Фесттен сейчас перегруппируется. Он вскоре снова пойдет в атаку. Нам отчаянно нужны всадники.
Моего дорогого друга Тора, — продолжал он без паузы, — нужно с почестями похоронить близ Эсмереля. Возьмите сколько понадобится людей и похороните его достойно. А рядом с ним — Пердона… двух преданных и смелых лордов, которые положили жизни ради шанса спасти мир. Если мы победим, их имена будут заслуженно отмечены прежде всех остальных.
Затем король торопливо отошел от носилок, подошел к лошади, на которой сидела Мисте, снял дочь с седла и прижал к себе.
Воин, Дарсинт, тут же спешился; похоже, он считал, что Мисте нуждается в его защите. Но когда он отвел лошадь в сторону, то остановился, решив оставить Мисте и короля наедине.
Глядя на сестру и отца, Элега жалела лишь об одном: что не может улыбаться как они, с такой теплотой, нежностью и доверчивостью, словно на всю жизнь сохранили полную невинность.
— Дорогое дитя, — глухо пробормотал король, — моя Мисте, я так рад… Хэвелок советовал доверять тебе, но я не мог не волноваться. Моя дочурка, в такой опасности… Я хотел чтобы с тобой было все в порядке. Но я нуждался в том, что ты делала. — Он крепче обнял Мисте, отпустил, отошел на шаг. — Твоя мать разбила бы мне голову, если бы знала, как я рисковал тобой.
— Отец, — ответила Мисте, сияя словно солнце, — все дети должны время от времени рисковать. Иначе как мы узнаем свои силы?
Если ее улыбка могла стать теплее и чище, то стала, когда Мисте обернулась к Элеге.
Элега хотела сказать: «Ты спасла нас, о, Мисте, ты спасла нас». Но у нее внезапно сдавило горло, а взгляд затуманился от слез. Улыбка Мисте все еще обладала властью делать все вокруг ст'oящим.
Мисте подошла к сестре поближе. Они не обнимались; они испытывали слишком личные чувства, и не могли проявлять их на людях. Мисте тихо сказала: