Мордашка класса люкс
Шрифт:
— Ты же там был! Неужели ты ничего не заметил подозрительного?
— Нет, мама, на маньяка там никто не был похож, — мрачно ответил он.
— Зачем тогда тебя вызывали к следователю и держали полночи? — допытывалась Мари.
— Как подозреваемого в убийстве Гали, — невозмутимо ответил Венсан.
— Что! Что за глупость? Моего мальчика обвиняют черт знает в чем! Я буду жаловаться. Вы с Галей любили друг друга, разве ты бы стал ее убивать?
— Ты — умница, мама. Только не называй меня мальчиком, я тебя уже просил об этом. А сейчас, извини, я хотел бы остаться один.
— Конечно, дорогой. Боже, куда мы
Венсан поднялся к себе в комнату, упал в верхней одежде на кровать и беззвучно затрясся в рыданиях, чтобы никто не видел и не слышал. Ему было безумно жаль Галину, и нервировало собственное бессилие.
Глава 11
Театр гудел особым людским гамом, который бывает, когда зал постепенно наполняется народом, пришедшим на спектакль, и люди тихонько переговариваются друг с другом, делятся новостями, шуршат шоколадными обертками и театральными брошюрами. Пахло духами, мандаринами, и стоял специфический театральный запах от декораций, грима, пота… Фрида сидела в кресле и безжалостно подставляла свое лицо под опытные руки гримера Людмилы.
— Вот за что я люблю тебя гримировать, Фрида, так это за то, что ты всегда улыбаешься, от тебя веет положительной энергией, и еще за то, что у тебя лицо особенное.
— Мечта гримера? — улыбнулась Фрида, убирая черные волосы со лба.
— Именно! У тебя лицо, словно пластилин, из которого можно вылепить все, что хочешь. Как сотни масок уживаются в твоем милом личике?
— Такая уж родилась.
Она посмотрела на высокую, статную Людмилу с пышными русыми волосами и внушительным бюстом и задумалась.
— Вот кто у нас настоящая русская красавица, так это ты. Никогда не хотела стать актрисой?
— Конечно, работая в театре, нельзя хотя бы в мечтах не представить себя на сцене. Но хочешь верь, хочешь не верь, я вам, актерам, не завидую. У вас чертовски сложная профессия. Вот представляешь людей, которые пришли в театр со своими проблемами. У кого-то что-то болит, кто-то поссорился с домашними и решил развлечь себя походом в театр. Плохое у тебя настроение или хорошее, в глубине души каждый ждет праздника, тем более за свои, и часто не малые, деньги. И бедный актер должен выйти один на один с большим залом и подарить каждому сидящему праздник, сделать так, чтобы он забылся на время, поверил твоей игре, родился и умер вместе с тобой, радовался и плакал, чтобы не пожалел о потраченном времени и деньгах. Игра должна оставить какой-то след в его душе. И никто не спросит, а не случилось ли что со здоровьем или настроением актера? Не болен ли он гриппом, как обычные люди? Не развелась ли актриса с мужем, не принес ли ее ребенок двойку из школы? Никого это просто не интересует. Народ требует зрелищ — и баста! — Людмила нанесла на лицо актрисы толстый слой крема самого светлого тона.
— Ты не учитываешь одно обстоятельство: актеры не совсем обычные люди, и вещи, которые производят большое впечатление на обывателей, такие, как двойка из школы, на актера, если он в образе, не производят должного эффекта, — ответила Фрида, закрывая глаза. — Выходя на сцену, оставляешь все позади себя и живешь вместе со зрителями.
— Фрида, о чем ты говоришь?! В сотый раз играть одно и то же! Кого это может вдохновлять?
— Я иногда наблюдаю за твоей работой и замечаю, что ты по-разному накладываешь грим одному и тому же персонажу, проявляя творческую фантазию. Хороший актер тоже проявляет творческую фантазию и немного по-разному играет каждый спектакль, не отходя от основной мысли и основного характера.
— Хитрюга! Выкрутилась! Хорошо, что тебе не приходится за мизерные гонорары работать на износ!
— Это точно! Мне повезло, я состоятельная дама, и мне не надо сниматься в рекламе шампуня от перхоти или несварения желудка для того, чтобы свести концы с концами! — подтвердила Фрида.
Гример наложила ей красивые темные, почти черные тени с перламутром и блестками, и Фрида открыла глаза.
— Красавица! Просто красавица! Ни один мужчина не устоит перед такими глазами.
— Точно так! Они просто падают штабелями, — рассмеялась актриса.
— Фрида? — заглянула в гримерную ассистентка режиссера.
— Что, уже выход? — испугалась та, подумав о том, что она заговорилась с Людмилой и упустила время.
— Нет, нет, еще есть двадцать минут. К тебе пришел следователь, точнее, он пришел к главному режиссеру Петру Михайловичу, а он отправил его к тебе, — быстро затараторила ассистентка.
— Я в чем-то провинилась? — удивленно захлопала наклеенными ресницами Фрида.
— Нет, у него какое-то дело, но он не может ждать окончания спектакля, хотел переговорить с тобой прямо сейчас.
— Ну, хорошо, — пожала она плечами, — если его не смутит то, что я буду продолжать гримироваться…
— Я думаю, что молодому и симпатичному следователю это даже интересно.
— Тогда валяйте! — разрешила Фрида.
— Сейчас оформим скулы и губы, — сообщила Люда, не отвлекаясь от своей работы.
В тесную гримерную вошел молодой мужчина с темными волосами и интеллигентным лицом. Он был высоким и худым, в несколько мешковато смотрящемся пиджаке и коротковатых брюках.
— Капитан Попов, — представился он женщинам, и взгляд его остановился на привлекающем внимание лице Фриды.
— Как вас зовут, капитан Попов? — спросила актриса.
— Семен. Семен Иванович, — ответил мужчина, слегка стесняясь откровенного наряда Фриды и того обстоятельства, что он мешает актрисе готовиться к выходу на сцену.
— Что вас привело в наш храм искусства, Семен Иванович? — поставленным голосом спросила она.
— Ваш режиссер направил меня к вам, — словно извиняясь, ответил он.
— Я уже в курсе. Вы не тяните время, признавайтесь, в чем я провинилась? Мы ведь не будем задерживать спектакль?
— В нашем округе появился сексуальный маньяк, — выдал Семен Иванович.
— И что? — Глаза Фриды стали еще больше. — Вы лично ходите и предупреждаете всех женщин, чтобы они были осторожными и внимательными?
— Вы сами попросили начать с главного. Я сейчас все объясню, — замялся следователь, — уже три девушки стали жертвами. Я не знаю, готовы ли вы увидеть это, но я вам покажу.
Следователь вынул из кармана три фотографии и разложил их перед Фридой. Помада задрожала в руке Людмилы, так как она стала тоже невольным свидетелем. На всех фотографиях были изображены лица молодых девушек. Судя по застывшим гримасам на этих лицах, стеклянным глазам, раздутой сине-белой коже, стало понятно, что все девушки мертвы.