Море для смелых
Шрифт:
— Как там поживают ваш симпатичный декан и еще более симпатичный ассистент Багрянцев?
Лешка опешила. Неужели о чем-нибудь догадался? Но в тон ответила:
— Выжимают из несчастных, многострадальных студентов буквально последние соки.
— Не тужите! Когда придет пора, мы возьмем вас на работу худосочной.
Знакомые Лешке озорные чертики заплясали у него в глазах.
— Заявление сейчас писать? — спросила она.
— Хватит и узелочка на платке. Да, вы знаете, что профессор Тураев был разведчиком в отряде Алексея Павловича?
— Тураев? — пораженная этой новостью, переспросила Юрасова.
— Да! Расспросите у папы, как Николай рельсы салом мазал.
— Салом?
— Вот именно. И мне потом расскажите. Для общего развития, Я бы сам привет от Тураева передал, да уезжал в Москву.
Валентина Ивановна окликнула Лешку, когда она подходила лифту. Они вместе вошли в кабину.
— Лешенька, как экзамен?
— Математика — четверка, а неорганику завалила.
— Двойка?
— Нет, но ведь основной предмет. Видно, я изрядная тупица.
— Люблю самокритичность, — рассмеялась Чаругина.
— Нет, я не шучу, — настаивала Лешка, — мне не хватает ума усидчивости…
— Наберетесь… Вы когда назад?
— Через неделю…
— Может быть, вместе поедем… Мне у вас диссертацию защищать.
— О бикатализаторах? — живо спросила Лешка.
— О них, — вздохнула Валентина Ивановна. — Куда мне от них деваться. Знаете, как боюсь! Вот уже две ночи снится, будто не могу вспомнить валентность хрома… Приходите посмотреть на мои чада. Ладно?
Лифт остановился, они вышли из него.
— Подшефный ваш, — сказала Валентина Ивановна, не торопясь расстаться с Лешкой, — любо глядеть, как работает. А вот о чем мечтает — никак не пойму. Есть у него большие желания?
«Это она, конечно, о Викторе. О чем он мечтает?»
— Не знаю…
Что другое она могла ответить?
— Правду сказать, у меня такое впечатление, — не подозревая, что мучает Лешку, продолжала Валентина Ивановна, — в воспитательном кудахтанье он не нуждается… Оно только отталкивает его.
«А что ему надо, что?»
Валентина Ивановна сама же ответила:
— Вероятно, для него очень важно принять твердое внутреннее решение. А тогда сил у него хватит.
Может быть, может быть… Но как помочь Виктору прийти к верному решению, избрать правильный путь?
Она опять неловко промолчала, и Валентина Ивановна, наконец поняв это замешательство, распрощалась с ней.
…В цехе, как и прежде, знакомо попахивает парафином, мирно посапывают аппараты. На этажах новые призывы, которые другому человеку могли бы показаться странными, а Лешку привели в восторг: «Окисленцы! Дадим оксидат с эфирным числом 40–45 мг кон!», «Расщепительщики! Боритесь за экономию серной кислоты!», «Омыленцы! Боритесь…»
Ух, так и ринулась бы в бой вместе с «окисленцами» и «омыленцами». Вот только «расщепительщики» — это они придумали не очень удачно.
Еще новость! В аппарате ТНБ вместо мешалок установлены эжекторы… Производительность увеличилась в два раза.
Вера у пульта управления: хозяйка трех этажей корпуса.
Правее пульта на красном полотнище белыми буквами выведено: «Здесь работает бригада коммунистического труда».
— Верчик, где он? — спрашивает Лешка.
Вера сразу догадалась.
— На втором этаже.
По дороге Лешка встретила Анжелу. Странно, но та сделала вид, что не заметила ее, отвернулась и покраснела. С чего бы это?
Виктор в замасленной кацавейке, с измазанным лицом что-то увлеченно подтачивал напильником и показался Лешке таким близким — сердце радостно дрогнуло. Подойти, взять его руку в свою… но рядом с Виктором какой-то незнакомый парень, и Лешка тихо сказала:
— Здравствуй!
Он поднял голову, темные, диковатые глаза полыхнули неистовой радостью. Все лицо словно, осветило мгновенной зарницей.
— Здравствуй! — И сразу же глаза потухли, будто пеплом подернулись. — Приехали? Надолго?
«Ну и глупо — на „вы“».
— Можно тебя на минутку? — отозвала она его в сторону. — Приходи сегодня к нам вечером. Придешь?
— Не хочу я к вам, — желваки на тугих скулах Нагибова забегали напряженно, губы стали еще тоньше. — Давай у клуба строителей.
— Хорошо, — согласилась она, — часов в семь.
— В восемь, — не объясняя, почему именно в восемь, назначил Виктор.
— Я буду в восемь, — так же покорно согласилась Лешка.
Ушла с обидой в сердце, но старалась как-то оправдать его: «Наверно, у них после работы собрание. А к нам не захотел — папы стесняется. Виктора в жизни столько обижали, что у него самолюбие, как незаживающая рана».
Лешка нетерпеливо ждала прихода отца. Только появился в дверях, бросилась к нему:
— Пап, у тебя в отряде был разведчик Николай?
— Академик? — озадаченно спросил Алексей Павлович.
— Н-н-не знаю, — неуверенно протянула Лешка, — он рельсы салом мазал…
— Академик! — уверенно сказал отец. — Это мы его так прозвали за башковитость;
— Так это наш декан — профессор Тураев! — объявила Лешка.
— Верно, Тураев, — вспомнил фамилию разведчика Юрасов. — Неужели декан?
— Декан!
— Подожди, я тебе одну фотографию покажу, — сказал Алексей Павлович, полез в ящик стола, достал какую-то пухлую папку, извлек из нее выцветшую карточку. На опушке леса сидели несколько партизан: в телогрейках, ушанках. Вот, в центре, отец. Совсем молодой. А рядом смуглый паренек, похож на сына Тураева, он приходил как-то в университет в форме летчика.