Море Имен
Шрифт:
«Как работает наш собственный ассоциативный поиск?» – спрашивала когда-то Минамото Дейрдре, и никто не мог дать ей ответа. «Ткнуть пальцем в Господень потолок», – вспомнил Алей и беззвучно засмеялся. Потолок оказывался куда выше, чем все они когда-то могли представить…
«Есть множество параллелей, – думал Алей. – Они разные. Может, и время в них разное. Может, где-то время опережает наше на месяц-другой, и в этом заключается единственное существенное отличие. И все предсказания будущего, точные и неточные – результат контакта с этой параллелью, которая вовсе не обязана совпадать с нашей во всем… Черт, безумие какое-то. Фантастика. Вот бы Васю спросить. Интересно, ангелы Божьи брали с него подпись о неразглашении?.. А вот тем не менее, почему мне нельзя в Старицу?»
По старой привычке отличника, Алей ринулся на задачу, как ястреб на жертву. Он выбрал самый сложный и эффективный метод – «метод поражения» – и запустил цепочку.
Старица.
Код допуска. Договор о неразглашении. Ялик.
Ялик – большая компания… согласованные действия множества людей, хрупкая и мощная техника, уникальные программы.
Техподдержка.
Галактическая техподдержка…
«Я понял, – внятно сказал про себя Алей. – Я еще обращусь к Васе, и он мне поможет. Но я хочу знать, почему меня уводит от Старицы!»
Уводит, уводит-ведет… судьба несопротивляющегося ведет, а сопротивляющегося – тащит; есть такая старая поговорка.
Судьба.
Про мужа или жену еще говорят – «это твоя судьба». И про детей. И про родителей… не выбирают родителей, это судьба назначает их, плохих и хороших, и таких, которые могут вернуться через десять лет после смерти.
«Папа!» – Алей почти выкрикнул это в мыслях, но поиск еще не закончился, и он не мог прерывать поток.
…Кто возвращается после смерти? Одна только нежить, зомби да вампиры.
Есть такой жанр – зомби-трэш. Или зомби-апокалипсис. Это когда всюду внезапно как повылезут зомби! И что хочешь, то ты с ними и делай. Есть такие фильмы, есть такие книги, но больше всего про это сделано компьютерных игр.
Компьютерная игра.
Обыкновеннейшее рубилово – найди зомби, убей зомби… или не обыкновенное; возможно, что даже не рубилово; не в этом дело. А в чем?
Захоронения токсичных отходов. Умершая земля под брошенными заводами. Хвостохранилища, которые навязались уму Алея когда-то при поиске Ленькиной собаки Луши: непонятный образ, невесть откуда взявшийся.
И наконец: желтый облупленный знак – предупреждение о радиации. В каждой второй игре ты его увидишь.
Редко ты увидишь его вне игры.
Легкие Алея судорожно втянули воздух. Алей надрывно всхлипнул, выгнулся, становясь на затылок и пятки; пальцы его судорожно комкали плед, сжимались до белизны на костяшках. В глазах темнело. Сердце стучало как бешеное, медленно, с пронзающей болью подкатывая под горло. «Лучше бы я искал из Старицы», – успел еще подумать Алей, потому что там, под зеленящимися кронами и лучистым вечно полуденным небом, видения сшибали с ног, но не обрывали дыхания.
А потом мысли исчезли, и осталась только реальность – тяжелая, вещная, настоящая.
…на деревянном столбе, на одном гвозде держался желтый облупленный знак: предупреждение о радиационной опасности. Мимо столба, лениво вихляя, ползла дорога – не дорога, две параллельные канавы, залитые грязной водой. Дорога рождалась из тумана и уходила в туман. Направо высокая трава ложилась навзничь, как коверный ворс, за полосой травы так же бессильно клонился почерневший забор, а за забором стояла страшная, слепая и гнилая избушка – вроде избушки Бабы-Яги.
Во дворике перед ней Ясень разбирал багажник старой красной «Листвянки», а на трухлявом крыльце перед отцом стоял Иней, маленький мальчик Инька, мертвенно-бледный и такой испуганный, что Алей до крови прикусил губу, силясь подавить душевную боль.
– Папа, – спросил Иней несмело, – а мы зачем здесь?
– Надо, – коротко ответил Ясень.
Он порылся в багажнике и достал какой-то длинный угловатый предмет, завернутый в тряпки.
– Ты совсем замучился, – сказал Ясень, – и я замучился. Так что ночку переночуем, а потом дальше поедем.
Иней с несчастным видом поднял брови.
– Пап, – сказал он, – может, мы не будем в избушке спать? Может, мы в палатке будем опять? Тут страшно…
– Нет, – ответил Ясень печально, – в палатке нельзя. Из палатки мы не уйдем. – И он с натугой повеселел: – Ну ты чего разнюнился, Инька? Мужик ты или нет?
Иней молчал. Он опустил глаза и крепко сжимал зубы: пытался быть мужиком.
«Папа, – почти вслух закричал Алей, – что ты делаешь? Зачем?! Отпусти его! Зачем ты его туда затащил? Он маленький!» Точно услышав старшего сына, Ясень поднял голову, и Алей увидел его мрачные, непроницаемо-черные глаза. Какой-то миг казалось, что отец смотрит прямо на него, видит его, и волна озноба прокатилась по телу Алея, но отец отвел взгляд, и стало понятно – он оглядывает дорогу и дальний лес.
Ясень криво улыбнулся и со стуком захлопнул багажник.
Потом как будто камера сменилась. Только что Алей видел отцовское лицо, раскосые ледяные глаза, а теперь смотрел из-за его плеча. Отец разворачивал тряпки на длинном, глянцевом, угловатом… внутри были еще тряпки, промасленные. И патроны. И еще что-то, по всей видимости, нужное для стрельбы.
– Инька, – ласково сказал он, примеривая винтовку к плечу, – иди внутрь и сиди там, пока не позову. Можешь не смотреть.
Инея как ветром сдуло. Ясень улыбнулся, прицеливаясь в кого-то, кого видел он один – там, далеко в тумане, на границе луга и леса.
Выстрелил.
Алей очнулся.
Он чувствовал себя так, точно попали в него. Казалось, сердце мотается по пустой грудной клетке, с размаху ударяясь о ребра – настолько сильно и больно оно билось. Мысли путались от недостатка воздуха: все время видения Алей не дышал.
– О Господи… – прошептал он, как только смог говорить. – Господи…
«Есть вероятность, – сказала Осень, – что мы живем в лучшем из миров», и меньше всего Алей хотел убедиться в этом при таких обстоятельствах. Сумасшедший отец все-таки затащил бедного Иньку в мир, где нужно держать при себе заряженную винтовку и уметь легко пускать ее в ход.