Море Щитов

Райс Морган

Именно тогда все и произошло. Что-то внутри Конвена щелкнуло. Он стал человеком, который заходит слишком далеко, который находится слишком близко к грани отчаяния и который больше не может себя сдерживать.

Конвен бросился вперед как загнанный в угол зверь и прыгнул на соперника, схватив деревянный стул, высоко подняв его и опустив на лицо здоровяка.

Мужчина закричал, подняв руку и схватившись за свое окровавленное лицо, оступившись, но Конвен не стал ждать. Он прыгнул вперед и пнул соперника в живот

так сильно, что тот завалился, после чего Конвен поднялся и ударил его коленом в лицо.

Раздался хруст сломанного носа, после чего его соперник упал на пол, как срубленное дерево.

Его друзья — такие же огромные, как и он — все бросились к Конвену. Очевидно, им не терпелось вступить в драку.

Конвен, которому не терпелось устроить больший хаос, не ждал. Наоборот, он первым прыгнул на них.

Первый мужчина набросился на Конвена с дубинкой, но Конвен выхватил ее у него из рук, ударил соперника, после чего воспользовался этой дубинкой для того, чтобы ударить его по голове.

Затем Конвен развернулся и ударил дубинкой трех других мужчин, выбив острые ножи из их рук, отчего те упали на пол.

Дюжина других мужчин, друзей поверженных соперников Конвена, бросилась на молодого человека, окружив его.

Конвен сражался как одержимый, нанося удары ногами, локтями и дубинкой, сбивая с ног одного противника за другим. Он поднял одного мужчину и бросил его высоко над головой через комнату, сломав барную стойку пополам. Он боднул другого, ткнул локтем в челюсть третьего и перебросил четвертого через плечо.

Конвен представлял собой машину уничтожения, ему было безразлично, он был готов безрассудно броситься навстречу смерти. Ему не о чем было волноваться, не для чего было жить. Он бы с радостью умер в этом месте, взяв с собой как можно больше людей.

Конвен полагался на свои навыки члена Легиона. Даже будучи пьяным, он был лучшим бойцом, чем лучшие из присутствующих здесь мужчин. Ему удалось сбить с ног каждого завсегдатая в этом месте, когда, запыхавшись, он услышал позади себя металлический звук кандалов.

Конвен оглянулся через плечо, но слишком поздно — он увидел дюжину шерифов, которые прыгнули на него сзади, подняв дубинки, опустив их ему на голову. Он начал сражаться и с этими людьми тоже, несмотря на неравные силы, брыкаясь и сопротивляясь.

Но Конвен уже выбился из сил, а их было слишком много. На него посыпались удары — один за другим — и через несколько минут Конвен почувствовал, как его заковали в кандалы — сначала его запястья, а потом и лодыжки.

Конвен был не в силах пошевелиться, пока удары сыпались на него градом. Вскоре его глаза закрылись, отяжелев от синяков, и весь его мир потемнел. Он услышал мягкий стук. Последняя мысль Конвена, до того как его глаза закрылись окончательно, была о брате — ему хотелось, чтобы Конвал был тут

и сражался рядом с ним.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Раздраженный Матус вошел в бывший замок своего отца, сжимая челюсти перед столкновением со своими братьями. Он шагал по коридорам этого места, которое некогда было наполнено присутствием его отца, было местом сбора Верхних Островов, а теперь использовалось двумя братьями Матуса — Карусом и Фалусом. Теперь этот замок являлся местом сбора для разжигания восстания и революции после взятия под стражу их отца.

Матус просто смотрел на мир по-другому, не так, как его братья. Так было всегда. Он был слеплен из другого материала в отличие от Каруса и Фалуса, которые практически являлись клонами своего отца во всем — даже физически, высокие и худощавые, с теми же напряженными черными глазами и прямыми волосами. Матус, наоборот, был ниже ростом, кареглазым молодым человеком с вьющимися волосами — все это он унаследовал от матери. Будучи самым младшим, он всегда держался в стороне от братьев, а после того, как их отца бросили в темницу, Матус никогда не был более отстранен от них, чем теперь.

Матус никогда не соглашался с действиями своего отца, с его предательством по отношению к Гвендолин. Ему казалось, что если у его отца имелись возражения, он должен был открыто заявить об этом, а если его не устраивали условия, тогда он должен был открыто отстаивать свою позицию на поле боя, а не используя подлость и предательство. Было неправильно со стороны отца нарушать кодекс чести — ни при каких условиях. В глазах его семьи цель оправдывала средства, но не в глазах Матуса. Честь была более чем священна.

В глазах Матуса его отец заслуживал своего заключения, которое было милосердным поступком со стороны Гвендолин.

Хотя его братья смотрели на это по-другому. Когда Матус вошел в комнату, его встретил враждебный взгляд Каруса, который сидел за длинным деревянным столом. Он хмурился, споря с несколькими солдатами, которые сидели рядом с ним. Плетут интриги, как всегда. Матус удивился, что здесь нет Фалуса. Он понял, что это не к добру.

«Почему ты попытался отравить Срога?» - спросил Матус.

«Почему ты предан тому глупцу?» - бросил в ответ Карус.

Матус скривился.

«Он — регент Королевы».

«Не нашей Королевы», - парировал Карус. – «Твое суждение затуманено. Ты не знаешь, кому должен быть верен. Твоя задача — защищать своих братьев и отца».

«Наш отец больше не правит», - сказал Матус. – «Пора, в какое время мы живем. Все изменилось. Сейчас нашим правителем является Срог, а он служит Гвендолин. Наш отец сидит в темнице, и он никогда больше не выйдет оттуда».