Море в роялях
Шрифт:
* * * *
В Петербурге было пасмурно. Осень вообще не лучшая пора для этого города - и без того излишне промозглого. Описать его можно в двух словах - классический Питер. Сфинксы на набережной, люди в дореволюционных одеждах, с преобладанием классических костюмов или военных и полувоенных мундириов, дамы - это вообще отдельная песня. Удивительный город, где сочеталось несочетаемое. Красота и бедность русского народа. Причины революции не нужно искать в учебниках истории - достаточно просто взглянуть на Петербург дореволюционный, на то, как работают люди и как друг к другу относятся. Следствия революции тоже отдельная тема для выставления
Я прогуливался по набережной Невы, в осенней военной форме, только без знаков различия - пальто, шапка, под ними ставший привычным адмиральский мундир - опять же, без привычных глазу знаков различия. Тут носили такие погоны, что впору удивиться - не самоубийцы ли офицеры. Ведь любая яркая форма - это как красная точка посреди мишени, целиться помогает врагу.
Ноги совершенно замёрзли, в этой сырости без военных ботинок было решительно невозможно передвигаться, да и с ними - тоже не слишком приятно. Свернув с набережной, заметил маленькую вывеску местного ресторанчика и поспешил туда - не обжорства для, а тепла ради. В ресторанчике было относительно тихо, у входа стоял гардеробщик, принимающий одежду. Я снял пальто и шапку, кивнув ему. Хотя в целом нельзя было сказать о высочайшем уровне сервиса, официанты были вполне нормальные, приняли у меня заказ на суп и салат, и тут же упорхнули на кухню.
Пока сидел, ждал заказа, глазел по сторонам, отмечая очень непривычную картину, всё то, что мы привнесли в этот мир. За окном, по набережной, пусть только один, но ехал грузовичок. Машина ехала неспешно, километров сорок в час, но по меркам времени это почти что скорость поезда. Очень быстро. Машина пропылила по проспекту и завернула за угол.
Я думал. Мы особо не высовывались, всё то, что привезли - используем для того, чтобы не искать местных аналогов и заменителей, как Робинзон Крузо искал замену привычным ему благам цивилизации на острове. Вот чтобы наше путешествие не превратилось в робинзониаду, у нас было всё. Машины, связь, навигация, разведка, даже воздушный транспорт.
Пока несли, я вытащил телефон и тайком отстучал сообщение для своего помощника, чтобы приехал на машине. Надоело ходить. Как раз к концу обеда он и подъехал к кафетерию, ждал меня.
Начиналась зима. Октябрь уже заканчивался, в Петербурге начинались холода, погода была самой омерзительной из всех возможных. Начиналась холодная зима девятьсот пятого года. Атмосфера в городе была напряжённой - крайне остро влияло на неё положение Порт-Артура, осаждённого японцами. Поговаривали, что нового штурма крепость точно не выдержит. Некоторые личности вообще винили Россию в войне, таких Волков либо брал на карандаш, либо оставлял в покое - перебесятся, либералы. Один раз добесились до захвата власти и не только просрали всё, но и всему народу свинью подложили, второй раз этих личностей скорее повесят на сенатской, чем допустят до правления.
Я расплатился щедро - рубль, вместо пятидесяти копеек по счёту, и вышел к ожидающей меня машине. Водитель сидел и грелся. Я забрался на переднее сидение:
– Давай к нашему офису. Пора начинать операцию.
– Так точно, - ответил водитель и машина резко стартанула, распугивая прохожих и лошадок.
Прибыв на место, я немедленно скинул сообщения Паше и Филу, они тут руководили всей нашей операцией. Фил был в соседней комнате, а вот Паша занимался в гараже постройкой нового автомобиля, поэтому когда прибыл, я уже пересказал Волкову свою основную мысль. Мы уже просрали Порт-Артур, пришла пора
– Идея мне нравится. Значит, не будем ждать?
– Ждать больше нечего. После захвата Порт-Артура японцы получат любые кредиты, которые захотят, тихоокеанская эскадра Рожественского вообще будет неликвидной. Как у тебя там успехи?
– Сам посмотри, - он взял со стола ноут и запустил какое-то видео из геонета.
На видео неизвестная машинерия гудела.
– И что это?
– Серёж, я этой всей хренью не занимаюсь. Инженеры наладили выпуск турбин, это ТЭЦ, пока маломощная, всего двадцать пять мегаватт, но работает же. По мощности примерно такая же, как паровая машина на "Варяге", при этом существенно меньше. И уголь расходует экономичней, по подсчётам инженеров с такой турбиной он может пройти десять тысяч миль при нормальном запасе угля.
– Это слишком много, - я покачал головой, - где-то тут явно ошибка затесалась.
– Может быть, может быть, - не стал верить мне Волков, - инженеры считали по современным нам турбинам, а те, что у нас делают - несколько проще. Зато по их же расчётам скорость экономичного хода поднимается с десяти до шестнадцати узлов, расход угля на скорости двадцать-двадцать пять узлов - ниже в три раза, КПД поршневого парового двигателя при таких режимах падает очень сильно.
– Хорошо.
– И это только одна сторона медали. Ладно, двигатель, готовый к установке на корабль, есть. Две таких турбины - и будет пятьдесят тысяч лошадок.
– Тогда начинаем мистификацию, - кивнул я, - ты подготовил речь?
– Да, - кивнул он, - речь уже готова, пройдёмся по всем нехорошим закоулкам политики Николая, заставим его выиграть войну, скажу не сдаваться... ну и укажу на нас, как на перспективных людей. После этого - мы начинаем официальные чистки в армии.
– А раньше что было?
– А раньше, - Фил коварно ухмыльнулся, - раньше я собирал информацию. У меня почти все кабинеты чиновников на прослушке, спутниковая и авиаразведка выявила столько воровства, что впору нам полностью менять состав адмиралтейства и военного командования. Надеюсь только, что новая метла будет мести чисто.
Атмосфера в нашем офисе была очень... атмосферная. Мы сидели в обычной комнатушке, за дверью, стоило войти, слышался стук печатных машинок, работало шесть телетайпов, отбивая свежие новости, царил лёгкий гомон и шум, заваленные бумагами столы, невозмутимо пьюшие кофею и какаву с чаем редакторы нашей газеты "Народный Фронт", и над всем этим верховодил главный журналист, профессионал своего дела, Лапин, который только изредка вмешивался в работу подчинённых. В редакции почти все журналисты были местные, они не знали о том, на кого мы работаем, не знали о том, откуда берут данные телетайпы и как нам удаётся печатать свои журналы. Но работали на совесть, хотя порой и выдавали в ежедневнике вместо яркого материала средней паршивости водянистый текст. По моим меркам.
Публика у нашего медиахолдинга была самая разная, но продавали газеты во всех крупных городах России. Любых тем, касающихся императора, старались избегать - иначе придётся тащить свою писанину через отдельные части бюрократической машины, которая проверит, есть ли в газете заговорщики. Коммунистов, как и Эсеров, клеймили таким позором, что им впору объявлять нас врагами народа - журналисты умели втаптывать в грязь. Несмотря на с виду приличные действия и тех и других, регулярно "юноши со взором горящим начинают решать за русского мужика, что ему хорошо, а что плохо, и размахивая пистолетом, или иконой, заставляют падких на слова людей идти за собой". Цитата колумниста нашего, Феди.