Море житейское
Шрифт:
ТЯГА К ОДИНОЧЕСТВУ - это не от гордыни, не эгоизм, это возраст и жаление времени. Нет сил на пустопорожние разговоры. Слышать анекдот и тужиться, вспоминая ответный. Нет, если в незнакомом городе есть возможность свернуть на тихую улицу и идти по ней в одиночестве - вот краткое счастье.
ГРОБ ДЛЯ ЖЕНЫ
Днем с Аркашей ходили в лес. Грибов не нашли, набрали шиповника. Может, оно и лучше, быстро высохнет, легче везти. Разговор у Аркаши всегда один, тема разговора: ревность жены. За последние годы я сто раз выслушивал его рассказы и уже не слушаю. Но сегодня новый: «Всегда умирала, всегда у нее все болит. И всегда просила сделать гроб. Я отговаривался. Она настаивает: “Я хочу быть как монашка, они так делают”. Где-то прочитала. “Хорошо, сделаю. И себе сделаю”. Доски купить дорого, лучше свои поискать. А купить готовый гроб - это халтура, уж я знаю, сам плотник. При ней доски настругал, но мерку с нее не снимал, мерял без нее, по кровати. Заметил, сколь
– “Какая?” -Веду в сарай: “Вот тебе подарок”. Показываю. Она навзрыд и в слезы: “Ты смерти моей хочешь!” - “Ты же сама просила!” - “Я тебя проверяла” - Ладно. Затолкал на чердак. Она утром: “Я так спать не могу: чувствую над головой гроб”. Перенес обратно в сарай. Она опять: “Как это мне будет во двор выйти, в сарае гроб”.
– “Хорошо, сожгу”.
– “Ты говорил, доски дорогие”.
– “Ладно, тогда расширю для себя”. С этим согласилась, с тем, чтоб гроб был для меня».
– Переделал?
– Да ты что, ек-макарек, хорошую вещь портить. В подпольи спрятал. Пригодится.
ДОЖИЛИ, ВСЯ РАБОТА Союза писателей: юбилеи и премии и борьба за имущество. Да еще похороны. Правительство само выращивает оппозицию. Ведь все же отобрано: оплата бюллетеней, пособия, Дома творчества, особенно поликлиники. То есть писатели понимают, что на правительство надеяться уже безполезно и постепенно начинают сердиться.
Так им и надо: сколько можно было воспевать всякие дикости: целину, кукурузу, торфо-перегнойные горшки, бригадный подряд, то есть все мероприятия партии и правительства писатели торопливо славили. Им, как добровольным наемникам, хорошо платили.
НА ГОРНОЙ ДОРОГЕ в автомобиле. Старуха: «Какие-то все вилюш-ки». Молодая: «Да. Настоящая центрифуга».
Впереди машина, надпись сзади: «Сам такой».
– ТАКА МАЛЭСЕНЬКА цуценятка. Ее москальско призвище Муму. Муму. Герасим загадывал о корове...
– Простите, молодой человек, - я розумию радяньску мову, но вы сдаете экзамены в русский вуз, сейчас экзамен по русской литературе.
– Ото ж мии тато и мамо ночей не доспали, а я був такий щирый селянский хлопец, они проводили мэнэ на шлях край села. Пийшов я на хвилиночку в гай, тай ушов в цию жизняку, де и шукаю свою долю.
– Товарищ абитуриент, вы сдаете русскую литературу. Русскую.
– Будэ русска мова, будэ. Трохи чекайте. Письменик Мыкола Василич Гоголь нашкрябал, шо ридка птаха досягнет до середины Дни-пра. То он не ведал, шо Герасим догребет. Но я вопрошаю того письмени-ка Тургенева: за шо вы втопили таку гарну цуценяточку? То не Герасим топив, то Тургенев привесил ей на шеяку каменяку и. ой, не можу! О, де ж ширинка, высушить слезу?
– Молодой человек, баста. Что дальше хотели сказать? За шеяку и на гиляку?
– Ни. Он узяв ее, схапив и. и! Ой, не можу! Она разгорнула свои вочи и ему на русской мове: “А за что?”
«НА СВИДАНИЕ хожу к мужику Фаддею. Учит пить одеколон, я сижу, балдею».
ЖИЗНЬ УДИВИТЕЛЬНО проста, когда день свадьбы в дни поста.
ШЕЛ ВДОЛЬ ЗДАНИЯ - все в коростах памятных досок. Ощущение, что зданию очень хочется почесаться о что-то шершавое, чтобы соскрести с себя эти доски. Уж очень много тут значится тех, кто или прочно уже забыт, кого и помнить не хочется, кто совершенно случаен.
Собственно, время само по себе это и есть та шершавость, о которую стирается многое из прошедшего и осыпается в черные пропасти забвения.
ОТЕЦ О НАЧАЛЕ девяностых: «Коротко нас запрягли, крепко зауздали. Тронули шпорой под бока, а конь не полетел стрелою».
– «Почему?» -«Кучер пьяный. О, лошади это чувствуют. Как собаки».
БОРОДА
Раз в месяц Костя начинает отращивать бороду. Я это вначале очень поощрял, говорил: «Мужчина без бороды все равно что женщина с бородой». Или (от имени женщин): «Поцелуй без бороды что яйцо без соли». Но вскоре Костя брался за бритву. «Костя! Такая уже у тебя была прекрасная юная седая борода, зачем опять голяком?»
Секрет прост: раз в месяц Костя получает пенсию. И запивает. И времени на бритье не остается. И не только. По пьянке руки трясутся, и он может порезаться. Обычно я помогаю ему в трудном процессе всплывания из пучины пьянства на поверхность моря житейского. Сидим. Костя задавлен глыбами твердого алкоголя. Молчит. Небрит и задумчив. Я пытаюсь даже запеть. «Дорогой, куда ты едешь?» - «Дорогая, на войну».
– «Дорогой, возьми с собою».
– «Дорогая, не возьму». Костя вдруг шевелится, оказывается, слушал. «Правильная песня. Нечего бабам на войне делать. Еще была песня “На позицию девушка провожала бойца”. Провожала, понял? Не с ним поехала. Темной ночью простилися... Простилися. На ступеньках. Но это не важно. А важно, что пели: “На позицию девушка, а с позиции мать, на позицию честная, а с позиции...”, сам понимаешь кто».
– О-ой, - кряхтит Костя, - скоро бриться.
УЗБЕКИ ЖИВУТ ВО много раз хуже русских, а рожают в четыре раза больше. Неужели у нас нет ощущения гибели богоизбранной нации? Сдались? Перед кем? Сатана доводит до самоубийства, а разве нежелание ребенка не есть убийство его? А страшнее того аборт. Для меня, как для русского мужчины, наитягчайший грех, в котором каялся в церкви и всенародно каюсь, в том, что были свершены убийства мною зачатых детей. Всю жизнь, всю жизнь я думаю: вот теперь моему сыну было бы вот столько уже лет. И представляю его, и плачу, и зову его Ванечкой. И вот был бы уже Ванечка старший брат моему теперешнему сыну и помогал бы ему, и дочке, и жили бы они дружно- дружно, и было бы мне радостно умереть.
Какие же, прости, Господи, собаки эти врачи - убийцы в белых халатах! Как вызывали, орали: «Вы хотите, чтобы ваша жена ослепла?» О, какой я был. кто? Дурак? Трус? Все вместе.
ЗЕМЛЯ - КАТЕГОРИЯ духовная, нравственная. Богатыри припадают к родной земле, она дает им силы. Зашивают земельку в ладанку, носят на груди. Землю привозят на могилы родных людей, которые похоронены не на родине. У нас женщина ездила в Венгрию на могилу мужа, увезла земельки, он ей потом явился во сне: «Ой, говорит, спасибо, такую тяжесть с груди сняла». В детстве, помню, друг мой из села уезжал, отца перевели. Я наскреб земельки у дороги, завернул в бумажку. Откуда это было во мне? Неужели это наивно для моих детей и внуков?
КРЕСТЬЯНСКИЙ БАНК был в России, безпроцентный. И был банк Общественного призрения. Где этот опыт? Да банкиры из-за двух процентов задавятся, а из-за трех мать родную придушат. Это же наркотик - деньги. Если, конечно, цель - обогащение, а не добрые дела.
В начале двадцатого века тогдашние либералы со злобой писали: «Церковь - самый крупный землевладелец в России». А это плохо? Разве монастырские земли кормили только монастыри?
В МАРШРУТКУ НАБИВАЮТСЯ китайцы. Много. Садятся друг другу на колени. Показывают, что вдвоем занимают одно место и платят за двоих как за одного. «Доказывать им безполезно», - говорит водитель.
И везет.
– СМЕЮТСЯ НАД ТОБОЙ, - говорила мама.
– А ты громче их смейся. А про себя: «Дай им, Господи, здоровья, а нам терпения». Пределом ее осуждения кого-то было: «У него ни стыда, не совести, ни собачьей болести».
ПЕСНИ
Маленькая Светочка приходит к нам с бабушкой и со старшим братиком, уже школьником. «Песенки, Света, знаешь?» - «Знаю. Но надо под пианино. “Маленькой елочке холодно зимой”.
– «Можно без пианино».
– «Ой, правда?»
Поем все вместе. В гостях у нас поэт, да еще и с гармонью. Берет в руки. «Для молодого поколения!» Поем подряд, по куплету, чтоб больше вспомнить: «Пой, гармоника, вьюге назло, заплутавшее счастье зови, мне в холодной землянке тепло от твоей негасимой любви», «Степь да степь кругом», «Севастопольский вальс помнят все моряки», «Ох недаром славится русская красавица», «Редко, друзья, нам встречаться приходится, но уж когда довелось», «Ты ли мне не дорог, край мой дорогой, на границе часто снится дом родной», «Когда весна придет, не знаю, пойдут дожди, сойдут снега», «На крылечке твоем каждый вечер вдвоем мы сидим и расстаться не можем на миг», «Когда после вахты гитару возьмешь и тронешь струну за струной», «Тяжелой матросской походкой иду я навстречу врагам, а завтра с победой геройской к родимым вернусь берегам», «На рейде морском легла тишина, и море окутал туман», «Споемте друзья, пусть нам подпоет седой боевой капитан», «Славное море, священный Байкал», «Бежал бродяга с Сахалина звериной узкою тропой», «Когда я на почте служил ямщиком, был молод, имел я силенку, и крепко же, братцы в селеньи одном любил я в ту пору девчонку», «Жила бы страна родная и нету других забот», «Снова замерло все до рассвета, дверь не скрипнет, не вспыхнет огонь», «Далека ты путь-дорога, выйди, милая моя, мы простимся с тобой у порога и, быть может, навсегда», «То не ветер ветку клонит, не дубравушка шумит, то мое, мое сердечко стонет, как осенний лист дрожит», «Далекодалеко, где кочуют туманы, где от легкого ветра колышется рожь», «По Муромской дороге стояли три сосны, со мной прощался милый до будущей весны», «Ой цветет калина в поле у ручья, парня молодого полюбила я, парня полюбила на свою беду, не могу открыться, слов я не найду», «Солнышко светит ясное, здравствуй, страна прекрасная!» «Юные нахимовцы тебе шлют привет», «Была девчонка я беспечная, от счастья глупая была, моя подруга безсердечная мою любовь подстерегла», «Ой ты рожь, золотая рожь, ты о чем поешь, золотая рожь», «А волны и стонут и плачут, и бьются о борт корабля», «На границе тучи ходят хмуро, край суровый тишиной объят», «Не теряй же минут дорогих, назначай поскорее свидание: ты учти, что немало других на меня обращают внимание», «Наверх вы, товарищи, все по местам...», «То не ветер ветку клонит, не дубравушка шумит, то мое, мое сердечко стонет, как осенний лист дрожит.»