Море
Шрифт:
— Не бойтесь… это дверь захлопнули.
— Наверное, большую дверь, — заморгал глазами рыжий портной с первого этажа.
— Бомбу сюда не бросят, вот увидите… И раньше были тревоги, но просто так, для острастки… На центр города, на жилые дома бомб не бросали, — сказал старый Коллар, маcтеровой, тоже живущий на первом этаже.
— Не бросали? А заминированные куклы, которые отрывают руки детям? — вмешалась дворничиха.
— Это сказки, мамаша. Вы их видели, эти куклы? — спросил портной.
— Ну-ка, заткнись, большевистская морда! — послышался злобный окрик из глубины подвала. — Прикуси язык, иначе сведу куда следует!
Все с удивлением посмотрели на Паланкаи, который размахивал руками,
— Если хотите знать, они действительно сбрасывают заминированные куклы. Враг предпринимает террористические налеты на мирные города. Но мы не боимся.
Бум! На сей раз громыхнуло совсем рядом.
Паланкаи выпучил глаза, два-три раза молча открыл рот и сел.
В подвале громко засмеялись. В этот раз действительно хлопнула дверь. Пришли постовые и сообщили, что тревога кончилась.
Пока длилась воздушная тревога, Агнеш думала, как отнесется к ее назначению Тибор. А как он узнает об этом? Ведь она ни за что не станет ему звонить. Тибор должен был сам дать о себе знать и извиниться, что не пришел в четверг на концерт… А если он не позвонит? Ну и пусть, она от этого не умрет.
Все возвратились в контору.
Агнеш села за письменный стол, достала из ящика работу, которую ей следовало закончить, — она передаст свои дела двум другим практикантам и завтра утром займет кресло главного бухгалтера.
На столе Кета зазвонил телефон. Агнеш вздрогнула, когда Миклош сказал в трубку:
— Здравствуйте, Тибор… Короче говоря, не ладятся дела с девизой? Сожалею, но это касается уже не меня. Я ухожу в армию. Наш новый главный бухгалтер — барышня Чаплар. Впредь будете с ней решать эти дела… Да, сейчас позову.
— Целую ручки, Агнеш. Не сердитесь, что я не мог вам позвонить насчет концерта, эти бесконечные тревоги… — начал Тибор.
«Как ты складно умеешь лгать», — подумала Агнеш. Впрочем, зачем ему лгать. Может быть, он и правда хотел ей позвонить. Она тотчас же согласилась на просьбу Тибора после работы ровно в пять часов встретиться у Оперы и обо всем поговорить — и о личных и о служебных делах.
«Да ведь мы работаем до половины шестого, а потом еще надо идти на почту», — хотела было сказать Агнеш. Но тут же вспомнила, что теперь она главный бухгалтер, начальник отдела. Ее не станут больше посылать с поручениями. Отныне, подобно Кету, Татару или госпоже Геренчер, она может сказать другим: «Я ухожу по делам и больше не вернусь…»
— Ладно, встретимся, — и, обрадованно засмеявшись, положила трубку.
Тибор уже ждал ее. Держа в руке завернутую книгу и тщательно перевязанный ленточкой сверток, он прохаживался перед Оперой взад-вперед; завидя Агнеш, Тибор улыбнулся и торопливо пошел ей навстречу.
— Приветствую новоиспеченного главного бухгалтера, — галантно раскланялся он. — В знак моей глубокой почтительности примите этот скромный дар.
— Боже мой, вы что, стали вдруг снобом? Поклоняетесь чинам и рангам?
— Я признаю только заслуги. Но если еще и красота сочетается с заслугами…
Агнеш от смущения покраснела. Еще в школе она считала себя неуклюжей дурнушкой. Среди ее подружек действительно были красивые девушки: цветущие брюнетки с пышными волосами, сверкающими глазами, противницы всякой школьной формы, носившие, несмотря на запрещение, шелковые чулки. Выйдя за ворота шкслы, эти девушки прятали в карман форменную шапку и ловко пудрили нос. В десятиминутные перемены они собирались стайками, шушукались о мальчишках и многозначительно хохотали. Стройная белолицая шатенка Качи Барта показывала любовные письма. Буци Хорват, самая старшая в классе, вполне оформившаяся шестнадцатилетняя девушка, с гордостью рассказывала о том, что можно целоваться не только так, как целует брат или мать… В такие моменты Агнеш забивалась в конец школьного коридора, туда, где жена школьного сторожа тетушка Шедлер продавала булки с сыром и яблоки. Агнеш случалось ходить с друзьями своего брата Карчи в кино, на танцы или на прогулку в Надьрет, но те никогда не награждали ее такими комплиментами, какие мальчики говорили Барте или Хорват. И раз уж она некрасива, то лучше одеваться скромнее: носить темно-синее платье английского покроя, ботинки со шнурками на низком каблуке и коротко стричь волосы, закалывая их с обеих сторон гребешком. Еще никто не говорил, что она красива. Ее называли милой, умной, сообразительной, старательной, но это только раздражало ее, внушало назойливую мысль: другие девушки красавицы, а я — дурнушка.
Какой-то миг Агнеш подозрительно и с опаской смотрела на Тибора, боясь, что он только шутит или насмехается, и почувствовала, как вся кровь прилила к лицу. Девушка покраснела, глаза ее заблестели, но, оправившись от смущения, она выпрямилась и, мягко ступая, пошла рядом с парнем. Солнечный свет заиграл в локонах ее русых волос; поправляя гребешок, Агнеш впервые ощутила, как они, мягкие, шелковистые, рассыпаются под кончиками ее пальцев…
— Можно посмотреть, что это?
— Разумеется, конечно. Я сам разверну.
Из шуршащей бумаги появилась книга Томаса Манна «Подмененные головы».
— Читали?
— Нет, не читала.
— Она вам понравится. Знаете, в радости — блаженство верующих, именно ради этого они живут…
Тибор остановился, достал свою авторучку и нарисовал на обложке книги череп с двумя характерными штрихами — маленькие черные усы и свисающую на лоб прядь волос: точь-в-точь Гитлер. Агнеш в испуге схватила книгу и прижала рисунок к себе. Тибор громко засмеялся.
— Не бойтесь, Агнеш. Ведь в конце концов мы никого не собираемся обижать, а хотим мирно жить и помнить, что немцы — это не только господа нацистские полковники, но и Гёте и Бетховен. У нас нет иного спасения, кроме культуры… пока пройдет буря… забиться в угол и читать «Тонио Крегера»… читать «Подмененные головы», «Удивительную рыбную ловлю» и слушать музыку. Кстати, в наказание за пропущенный в четверг концерт не желаете ли вы пойти со мной завтра в консерваторию и послушать «Мейстерзингеров»?
Прежде они никогда не ходили под руку. На сей раз Тибор нежно притронулся к локтю Агнеш. От этого прикосновения рука ее сразу онемела; в знак согласия она кивнула головой.
Дул теплый, бодрящий весенний ветер, по улице не спеша брели люди, толпы зевак стояли перед витринами магазинов. Было так приятно, прижавшись к милому, идти с ним рука об руку. Если бы не пестрели белые полосы на краю тротуара, а окна домов не были проклеены крест-накрест бумагой и если бы столько солдат не шныряло по городу — ничто бы, наверное, не напоминало о войне.
— Пойдемте, посидим с полчасика, — остановился Тибор перед кондитерской.
Зал был битком набит. Над круглыми столиками, покрытыми ажурными скатертями, подобно голубому туману, вздымался табачный дым. В самом углу шумная компания играла в бридж. Среди игроков сидели две довольно толстые женщины, руки которых были увешаны золотыми браслетами. Старшей, в коричневом шелковом платье с глубоким вырезом, было лет под пятьдесят, а младшая, в василькового цвета жоржетовой блузке с высоким воротником, казалась лет на двадцать моложе. Увидев Тибора, обе дамы приветливо замахали руками. Один из мужчин, до смешного худой, с моноклем, не отрываясь от карт, тоже громко поздоровался с ним. Тибор поклонился, но не задержался у их столика и не стал объяснять Агнеш, что это за компания. По-прежнему прижимая к себе руку девушки, он повел ее в самый дальний угол зала и, сдвинув два мягких кресла, пригласил сесть.