Морганы. Династия крупнейших олигархов

В 1901 году Виндзорский замок, весьма почитаемый королевскими особами, придворными и военными, впервые посетили американские мультимиллионеры. Это была делегация Торговой палаты Нью-Йорка, прибывшая на торжества по поводу коронации Эдуарда VII,

Карнеги не приехал, и Морган оказался там единственным некоронованным американским денежным королем, который незадолго до этого продемонстрировал свою мощь, создав корпорацию «Юнайтед стейтс стил», промышленный гигант, вызывавший благоговейный страх как у коронованных особ, так и у простолюдинов. Теперь он закупал британские корабли у международного судоходного треста. Как сообщала пресса: «Внимание всех собравшихся, начиная с самого короля, было сосредоточено на господине Моргане, и в этом любопытстве прослеживалась доля восхищения». Придворные «опасались (в шутку, но не без основания, так как Морган активно скупал художественные ценности Англии), что Моргану может взбрести в голову прикупить заодно и Виндзорский дворец». Осуждая «американское вторжение», одна из британских газет предложила короновать Моргана.

В то время состоятельные американцы, жаждавшие королевского признания, стали стекаться к британскому двору. Соперничая в этом с англичанами, как, впрочем, и в других делах, кайзер Вильгельм II начал кампанию по привлечению американцев к своему двору, и вскоре честь быть признанным в Германии стала почти равной признанию в Англии. Морган был одним из фаворитов Вильгельма. Кайзер принял участие в обеде на яхте Моргана «Корсар», наградил его орденом Красного орла, подарил ему свой мраморный бюст и однажды назвал Моргана «мой талисман», когда единственный раз яхта его величества выиграла гонки в Киле, в то время как финансист из Америки находился на ее борту.

Морган и сам источал королевское величие, высокомерие, властность и масштабность. Это напоминало тягу к пышности и великолепию знатных купцов времен Ренессанса. И за всем этим величием стоял банкирский дом Морганов, обладавший верховной финансовой властью в самой мощной индустриально развитой стране мира. Финансовая власть в новой экономической системе позволяла Моргану купаться в роскоши и запросто общаться с королями; как-то после встречи с кайзером Вильгельмом II миллионер даже заявил с апломбом: «Он мне нравится».

Это было время, когда новая финансовая и старая наследственная аристократия объединились.

Сама аристократия может исчезнуть, но ее аристократические идеалы останутся… Хотя колонизация Америки (особенно в Новой Англии) представляла собой восстание против аристократии, среди поселенцев сохранялись классовые и кастовые различия. Каждая стадия колониального развития порождала свою аристократию. Старая колониальная аристократия, сметенная бурей революции и джефферсоновской демократией, приняла новые формы и стала претендовать на коммерческое превосходство. В 1850 году один панегирист радостно заявлял: «В этой стране нет знати, но здесь существует класс принцев… принцев от коммерции, и их присутствие – благо для Азии, Африки, Европы и для любой части Америки».

Но пришло время, и эта коммерческая аристократия уступила пальму первенства промышленной и финансовой аристократии, возникшей после Гражданской войны на волне капиталистического предпринимательства. Тогда на сцену вышли мультимиллионеры – короли железных дорог, нефти, стали, говядины, свинины, меди, жести, банков, составившие новую американскую денежную аристократию.

Но, несмотря на все ее светские манеры и обстановку, эту аристократию преследовал комплекс неполноценности. Сплевывая в колодец, из которого сами же пили воду, эти новые аристократы стали считать американские деньги чем-то обыденным и непримечательным. Сколотив незаконные миллионы с помощью методов, за которые сейчас можно угодить в тюрьму, они бросились скупать европейские титулы для своих дочерей. Но поскольку приобрести титул посредством брака могли только женщины, да и эти возможности были ограниченны, денежная аристократия стала приобретать для себя благородных предков (за вычетом заключенных и висельников). В социальном плане было весьма полезно, если чьими-то прямыми предками оказывались либо первооткрыватели, либо злобные пираты. Тот факт, что истинный американский Астор был уличным торговцем, а его брат – мясником, отнюдь не гармонировал с королевским величием правления госпожи Уильям Астор в среде социальной элиты Нью-Йорка. И тогда они нашли линию благородных Асторов среди аристократии Франции и Кастилии. Такая генеалогия бурно развивалась и зачастую приводила к обнаружению довольно удивительных родословных связей. Джон Д. Рокфеллер оказался потомком Генриха I, короля Франции, а Келвин Кулидж – Карла Великого. По данным одного специалиста по генеалогии, Дж. Пирпонт Морган происходил от Давида I Шотландского, в то время как другой, игнорируя его королевское происхождение, относил линию Морганов к главарям норманнских разбойников, которые «получили» большие поместья в Англии после ее захвата.

Но такой поиск аристократических линий представлял собой лишь одну из стадий развития этой денежной аристократии, и сейчас в основном ограничивается «мужской» составляющей, обладающей скорее благородной кровью, чем деньгами. Такие исследования демократизировали аристократическое прошлое: оказалось, что каждая американская семья английского происхождения вела свою линию от Альфреда Великого, Вильгельма Завоевателя либо от Роберта Брюса. Более того, Морганы и другие мастера делать деньги вполне могли отказаться от такого родства в пользу более прочного положения, которое можно приобрести за деньги, – сформировать собственную аристократию.

Суть аристократии – это власть и имя. Денежная аристократия обладает превосходством, которое нивелирует ее низкое происхождение в период освоения континента, давшегося потом, кровью и муками обыкновенных женщин и мужчин. Каждая аристократия соответствует своему времени, создает свои идеалы и антураж, являющиеся чем-то большим, чем простой снобизм: это демонстрация классового превосходства и могущества, которые обеспечивают порядок, надежность и стабильность. Власть и есть аристократия, а деньги – источник этой власти в современной цивилизации.

Майлз Морган, американский предок хозяев дома Морганов, прибыл в Бостон в 1636 году вместе с братьями Джоном и Джеймсом. Они приехали, как и большинство эмигрантов тогда и сейчас, в поисках лучшей жизни. Их дедушка работал шорником в Уэльсе, семья принадлежала к мелкопоместным дворянам и переживала не лучшие времена, а Новый Свет сулил благополучие.

Колониальные эмигранты были простыми людьми, несмотря на аристократические претензии их более успешных потомков. Этим выходцам из низов английского общества терять было нечего, а приключения на неосвоенных территориях обещали многое. Среди поселенцев, которых аристократия считала просто «толпой», были торговцы, мелкие фермеры, механики, нанятые по контракту слуги и осужденные должники, «презираемые» привилегированной системой, но именно им предстояло создать более совершенную цивилизацию. Колониальная эмиграция стала частью общего движения против аристократии за капиталистическое преобразование феодализма. Волна этого движения прибила Морганов к берегам Новой Англии.