Моргейн
Шрифт:
И он вновь заплакал от осознания этого. Эридж очень осторожно похлопал его по уху, заставляя взглянуть на него.
— Ты ограбил меня, — сказал он необычно резко, — ты отнял у меня брата, отца и даже часть моего тела. Неужели у тебя нет желания хоть как-то компенсировать мои потери?
— Что ты хочешь от меня?
— Мы сделали из тебя врага. Кандрис ненавидел тебя и в итоге погиб от твоей руки, а отец всю жизнь считал тебя очень неудобным и даже нежелательным для нашего дома. Я же сам относился к своему брату очень послушно, и всегда делал так, как он хотел. Что ты чувствуешь по отношению ко мне? Ненависть?
—
— Вернешься ли ты домой? Твоя лио оставила тебя по собственному выбору. Теперь ты просто брошен. Твоя служба кончилась, и если я дарую тебе прощенье, то ты перестанешь быть илином. А я могу сделать это, потому что я готов простить тебя. Ты мне нужен, Вейни. Ведь здесь только я один остался от всей семьи, и при этом я не могу сам себе отрезать кусок за столом. Рано или поздно мне понадобится брат с двумя здоровыми руками, брат, которому я мог бы полностью доверять, Вейни.
Это обрушилось на него так быстро и неожиданно, что он был изумлен и подавлен. Но, с другой стороны, почувствовав руку брата на своей руке и предложение обрести дом и честь, он на какое-то время растерял все остальные свои чувства.
Но не совсем.
Неожиданно он покачал головой.
— До тех пор, пока она будет жива, — сказал он, — и даже после ее смерти, я должен буду выполнять свое Обязательство, данное ей. Вот почему она должна была оставить меня. Я обязан убить Фая и разрушить Колдовские Огни. Вот что она возложила на меня по Закону.
— Она возложила на тебя и еще кое-что, — заявил неожиданно после паузы Эридж. В его голосе чувствовался страх. — Небеса защищают безумцев. Разве ты не слышал свои собственные слова, Вейни? Почему ты решил, что она именно об этом просила тебя? Ты не смог наложить на себя руки прошлой ночью, почему же ты решил, что она поручит тебе что-то более простое? Ведь она просто-напросто приказала тебе убить самого себя, только и всего.
— Это было справедливое Обязательство, согласно Закону, — возразил он, — и она действовала в рамках своих прав.
— Но сейчас она оставила тебя.
— Нет, это ты отослал ее от меня. Она была ранена, и у нее не было другого выбора.
Эридж с силой сжал его руку.
— Я предоставлю тебе место рядом с собой. Несмотря на то, что ты был вне закона, несмотря на то, что ты до сих пор был вовлечен в эту смертельную игру, ты был бы в Ра-Моридже вторым человеком после меня. Вейни, послушай. Посмотри на меня, Вейни. Ведь как-никак, а я человек. Ты можешь потрогать меня и ощутить человеческое тело и тепло. Но ведь она — порождение Колдовского Огня. Эта леденящая душу женщина очень опасна для всех, кто был рожден человеком и в чьих жилах течет человеческая кровь. Ведь она убила десять тысяч человек. И всех — во имя одной и той же лжи, а сейчас ты повторяешь ту же ошибку и веришь в ту же самую ложь. И я не хочу, чтобы кого-нибудь из моего дома ожидал подобный конец. Посмотри на меня. Ты видишь? Можешь ли ты чувствовать себя так же легко, когда смотришь в ее глаза?
Ему же вновь вспомнились слова, которые говорил Лилл: «Ты даже не заешь, как велик дьявол, которому ты служишь… Она лжет, так же как лгала всегда, чтобы разрушить Корис… Клятва илина гласит: разрушь семью, разрушь очаг, но только не лио. Но разве там говорится об уничтожении всего рода?… Пойдем со мной, кайя Вейни…"
— Вейни. — Рука брата опустилась вниз. — Уходи. Я приказал, чтобы тебя проводили в твою комнату, в твою бывшую комнату, в башне. Отдохни до завтра, а вечером мы поговорим еще раз, и ты поймешь, что я был прав.
Он все еще спал. Он так и не поверил, что это возможно для человека в его положении, который был лишен сразу и совести и разума, после чего все его остальные чувства были попросту заперты и недоступны для употребления. Он спал крепко, в своей собственной постели, которую помнил еще с детства, а проснулся от боли в голове и в груди, напоминавшей об ударах, полученных накануне от людей Маай.
Пробуждение, однако, вернуло его еще и к другим, не менее болезненным страданиям, связанным с воспоминаниями о том, как он не мог заснуть всю ночь на полу, в темном подвале, заполненном крысами, и о кошмаре, который он испытал в комнате Эриджа, и о том, что самым лучшим для него было бы остаться, напустить на свое лицо маску гордости и чести и пытаться постоянно носить ее перед другими.
Но даже это последнее воспоминание казалось ему бесплодным. Он знал, что это был самообман. Разве возможно было в этой крепости найти хоть кого-нибудь, кто мог бы забыть все происшедшее прежде, а особенно Эридж? Так он лежал и думал до тех пор, пока слуги не принесли воду. Он с удовольствием умылся, не забыв при этом все свои синяки и ссадины, и только после этого оделся в чистую одежду, которую ему тоже принесли. Каким-то необъяснимым, скорее извращенным движением ума, он вновь вернулся к мысли о том, как нхи Риджен обрезал его длинные волосы, которые за два года изгнания отросли. Неожиданно он отбросил их назад, схватил рукой и сделал то же самое на глазах у обомлевших слуг, которые не посмели даже двинуться с места, чтобы остановить его.
В таком виде и с таким настроением он отправился на очередную вечернюю встречу со своим братом.
Эридж однако не оценил эту жестокую шутку.
— Что это за сумасбродство? — прохрипел он, глядя на него. — Вейни, ты позоришь весь дом.
— Я уже однажды сделал это, — ответил он очень спокойно. Эридж пристально глядел на него, но все-таки у него хватило терпенья на время оставить эту тему. Вейни же без приглашения уселся за стол и ел, не поднимая лица от тарелки и не произнося лишних слов. Эридж ел почти в такой же манере, но в конце концов отставил наполовину незаконченную тарелку. Видимо, выдержка все-таки изменила ему.
— Послушай, брат, — сказал Эридж, — зачем ты позоришь меня?
Вейни закончил ужин и вышел из-за стола, направляясь к камину, где было единственное по-настоящему теплое место. Через некоторое время Эридж присоединился к нему и положил руку ему на плечо, заставляя его обернуться.
— Я могу уехать отсюда? — спросил Вейни. Эридж выругался.
— Нет, ты не свободен в этом решении. Сейчас ты представляешь семью и обязан находиться здесь.
— Но для чего? Для того, чтобы быть подле тебя? И это после всего, что было? — Тут Вейни взглянул на брата и понял, что проявлять дальнейшую агрессивность невозможно. В этот момент на лице Эриджа застыло выражение неподдельного страдания. Вейни не ожидал увидеть такое, как ему показалось, почти естественное раскаяние и, может быть, поэтому не знал, как правильно оценить его. Он отошел к столу и сел. Эридж вернулся вслед за ним и сел напротив.