Мориарти
Шрифт:
— Ничего подозрительного я не видел.
— Из гостиницы выходили?
— Пока нет. Не выходил. Утро провёл в номере, писал отчёт для Роберта Пинкертона.
— Значит, я вовремя. Вам надо поехать со мной в Камберуэлл. Надеюсь, это не слишком для вас обременительно? Что бы ни случилось, нам надо держаться вместе.
— Сейчас самое главное — вызволить вашу дочь.
— Спасибо.
Я положил руку ему на запястье.
— Они ничего с ней не сделают, Джонс. Им нужны мы с вами.
— Но зачем?
— Пока не знаю, но нам надо готовиться
Поездом мы отправились в Камберуэлл. Пока ехали по лондонским окраинам, оба хранили молчание. Джонс сидел с прикрытыми глазами, глубоко погружённый в свои мысли. Я, со своей стороны, размышлял о превратностях пройденного вместе пути, начавшегося в Мейрингене. Закончится ли он когда-нибудь? Сейчас успех будто бы на стороне Кларенса Деверо, но я тешил себя мыслью, что он всё-таки выполз из укрытия и, нанеся удар по семье детектива, совершил первый неверный шаг. Это было сделано от отчаяния, и, возможно, этой его ошибкой мы сумеем воспользоваться.
Как назло, поезд тащился как черепаха, но всё-таки мы добрались до цели и поспешили к дому, куда всего несколько дней назад я был приглашён на ужин. Элспет Джонс ждала нас в комнате, где мы с ней встретились впервые. Она стояла, оперевшись рукой на стул. Именно на этом стуле она сидела и читала дочери, когда я появился у них в доме. Она посмотрела на меня с нескрываемым гневом. Что ж, наверное, этот взгляд я заслужил. Она просила меня взять мужа под защиту, и я обещал ей, что всё будет хорошо. Какая самоуверенность!
— Есть новости?
— Нет. Здесь тоже?
— Никаких. Мария наверху. Она безутешна, хотя я сказала ей, что она ни в чём не виновата. — Видимо, речь шла о мисс Джексон, няне. — Ты был у Лестрейда?
— Нет. — Джонс опустил голову. — Да простит меня Господь, если моё решение неверно, но пренебречь указаниями похитителей я сейчас не могу.
— Я не позволю тебе бороться с ними в одиночку.
— Я не один. Со мной мистер Чейз.
— Мистеру Чейзу я не доверяю.
— Элспет! — с обидой в голосе воскликнул Джонс.
— Это несправедливо, миссис Джонс, — вступил я. — С самого начала этой истории я делал всё возможное…
— Простите меня, но я скажу то, что думаю. — Элспет Джонс повернулась к мужу. — В нынешних обстоятельствах вести себя иначе не могу. Так вот, с той минуты когда ты поехал в Швейцарию, я боялась, что случится нечто подобное. Я чувствовала: на нас надвигается зло, Этелни. Не надо так качать головой. Разве в церкви нас не учат, что зло можно ощутить физически, как холодную зиму или надвигающуюся бурю? «Господи, избавь нас от зла!» — вот о чём мы молим Бога каждый вечер. И теперь это зло пришло в наш дом. Возможно, его привёл ты. Возможно, оно шло к нам само. И мне не важно, что кто-то может обидеться. Я не отдам тебя силам зла.
— Но я должен делать то, что они говорят — у меня нет выбора.
— А если они тебя убьют?
Едва ли они хотят нас убить, — снова вмешался я. — Им от этого никакой пользы. Во-первых, наше место тут же займут другие полицейские. Допускаю, что убийство агента Пинкертона мало кого встревожит, но смерть инспектора Скотленд-Ярда — совсем другое дело. Едва ли наш враг захочет навлечь на себя такую беду.
— Тогда чего он хочет?
— Не знаю. Предупредить нас. Запугать. Может быть, показать, какой он всесильный.
— Он убьёт Беатрис.
— Опять же, едва ли. Через неё он хочет добраться до нас. Это следует из письма. Я хорошо знаю этих людей. Знаю их методы. Это нью-йоркский стиль. Вымогательство. Запугивание. Но, клянусь Господом, вашего ребёнка они не тронут — просто потому, что ничего от этого не выиграют.
Элспет чуть заметно кивнула, однако смотреть в мою сторону не желала. Втроём мы сидели за столом, и скажу вам честно — это был самый тягостный день в моей жизни, часы на каминной полке звонко отбивали каждую секунду. Ждать — нам не оставалось ничего другого. О застольной беседе не могло быть и речи, служанка принесла чай с сэндвичами, но есть никто из нас не стал. Я понимал, что за окном шумит улица, а небо становится всё темнее, но, видимо, глубоко погрузился в свои мысли — громкий стук в дверь застал меня врасплох, я даже подскочил с места.
— Это она! — воскликнула Элспет.
— Дай-то бог…
Джонс был уже на ногах, хотя от долгого сидения мышцы застыли, и двигался он неловко.
Мы прошли к входной двери, Джонс её распахнул — но никаких признаков дочери не было. Перед нами стоял мужчина в кепке, в руке он держал вторую записку. Джонс выхватил её.
— Кто вам её дал? — резко спросил он.
На лице посыльного отразилось недовольство.
— Я сидел в пабе. «Камберуэлл Армз». Какой-то человек дал мне шиллинг, чтобы я принёс это вам.
— Опишите его! Я полицейский, если будете что-то утаивать, вам же хуже.
— А что я такого сделал? Сам я плотник. Я его толком и не разглядел. Такой чернявый, в шляпе, подбородок уткнул в шарф. Спросил меня, не хочу ли шиллинг заработать и дал мне эту бумажку. Больше ничего не знаю.
Джонс взял письмо, и мы вернулись в гостиную, где он его открыл. Записка была написана той же рукой, что и первая, только оказалась ещё короче.
ПУТЬ ПОКОЙНИКА. ОБА. НИКАКОЙ ПОЛИЦИИ.
— «Путь покойника!» — повторила Элспет с содроганием. — Какое жуткое название. Что это? — Джонс не ответил. — Говори!
— Я не знаю. Надо посмотреть в моём указателе. Дай мне минуту…
Элспет Джонс и я остались на месте, а Джонс поспешил наверх к себе в кабинет. Мы ждали, пока он просматривал свои многочисленные записи, собранные за многие годы, — наверняка так же поступал и Холмс. Наконец, мы, сгоравшие от нетерпения, услышали его шаги на лестнице — какую весть он принесёт?