Мороженое для горячей штучки
Шрифт:
Сима не смогла бросить бабушку и, конечно, осталась с ней. Она все же была воспитанной и доброй девушкой. Бабушка теперь боялась бить ее, обзывать дрянными словами, разрешила ходить к подружке, приняла даже Катю у себя и отправила Симу в кружок рисования, куда внучка просилась уже давно. Такая, пусть и маленькая, победа принесла хоть какую-то радость в жизнь молодой девушки. Конечно, личность Серафимы уже было не изменить. Она была крайне застенчива, скромна. Но люди, с которыми она общалась, понимали, насколько она умная, чуткая и интересная, как человек. Жалко, что этих людей было очень мало, так как Сима вела замкнутый образ жизни. Зато она обладала богатейшим внутренним миром. Самыми близкими для Серафимы так и остались книжки. Перечитала она фактически всю русскую и зарубежную классику и современных, модных авторов. Еще Серафима прекрасно рисовала и увлекалась
Училась Серафима отлично по гуманитарным наукам и не очень хорошо по техническим дисциплинам. А вот у ее подружки Кати все было наоборот, ее мама даже удивлялась:
– Я учительница русского языка и литературы, и еле-еле моей дочери натягивают в четверти по этим предметам «четыре», а то и «три». Позор! Зато по математике и физике отлично! Прямо вгоняешь меня в краску! Как такое возможно?
А вот с Серафимой они находились на одной волне, Анна Григорьевна советовала ей, что читать, обсуждали то или иное произведение. Своей дочери Анна Григорьевна ставила Симу в пример.
– Потрясающая девочка, с богатейшим внутренним миром! Не то что ты – стрекоза!
– Мне она тоже нравится! Поэтому и дружу с Симой! – отвечала Катя и бежала на дискотеку с другими девчонками, потому что вот в этом Серафима ее не поддерживала, ей это было совершенно не интересно, она даже боялась таких мероприятий, большого скопления народа.
На выпускной бал Серафима не пошла, всех убедив, что заболела. На самом деле на пенсию бабушки они не смогли приобрести ей платье, да и сдать деньги на вечер у них тоже не было возможности. А попросить у кого-либо Серафима никогда бы не осмелилась. Так она осталась без выпускного бала. А вот мама Кати долго себе простить потом не могла, что упустила этот момент, что вовремя не прочувствовала истинную причину отказа Симы от такого важного мероприятия в жизни каждой молодой девушки. Она должна была помочь ей в этом! Но Сима была очень гордой.
Потом Серафима с успехом поступила на факультет журналистики литературного вуза, а вот с обучением у Симы возникли сложности. Что касалось теоретической части, здесь все было отлично. А как доходило дело до практики, так от Симы не было никакого толку. Она не могла подойти к человеку, не способна была вести интервью и собирать информацию. Преподаватель бился с ней, бился, но ни к чему не пришел.
– Ты такая умная! Ты – просто кладезь знаний! Но у тебя какая-то социофобия! Тебе или к специалисту идти надо, к психотерапевту, и лечиться от своей стеснительности, или менять профессию. Более общественной работы, чем журналист, – нет! Это же еще и психолог! Знание и понимание людей! И здесь надо не только уметь подойти, расположить, завязать разговор, но и уметь буквально влезать в душу! Это понятно? Тебя будут посылать, вытирать об тебя ноги, бить в морду, а ты должна бежать за человеком и целовать его в задницу! А ты поздороваться и улыбнуться не можешь! Ты не сможешь держать удар! Так нельзя! Такая умная и эрудированная, и беззащитная, словно улитка, вытащенная из панциря! Учись держать удар и общаться с людьми! Этого в тебе нет, а знаний – предостаточно!
На протяжении пяти лет учебы мало что изменилось. Сама Серафима к концу обучения тоже уже поняла, что журналист из нее никакой. И вот со своим хорошим образованием Сима пошла к тем, кого она знала и не боялась с детства, то есть к книгам. Пошла она с большим удовольствием в библиотеку младшим сотрудником, дослужилась до старшего, а это плюс пять тысяч зарплаты к первоначальной ставке в пять… Плюс дотация, итого тринадцать тысяч в месяц, и это для Москвы. Да что там говорить! Жила Серафима очень бедно, но на вопрос людей, как на такую зарплату можно прожить, она пожимала плечами и отвечала, что можно. Конечно, она на всем экономила. Из одежды она вообще редко себе что приобретала, и то по острой необходимости, на дешевых рынках, в недорогих магазинах на распродажах, пытаясь придерживаться строгого, классического стиля, чтобы не выглядеть совсем уж не модно. Вот этой зимой модны высокие сапоги, и стоят они в начале зимы очень дорого, Серафима не могла их себе позволить. В конце зимы они стоят уже в несколько раз дешевле, Сима их покупала, но надеть эти сапоги она могла лишь на следующий сезон, когда в моду входили угги или короткие сапоги на платформе. А она в своих высоких уже не смотрелась. И так всегда. Поэтому Серафима предпочитала одеваться в классическом стиле, что модно на все времена. Да и вообще она любила простые, неяркие, удобные вещи, они были в ее вкусе. Питалась она тоже скромно,
Серафима осталась одна в малогабаритной двухкомнатной квартире в пятиэтажной «хрущевке». Ее связь с Катей и ее мамой никогда не прерывалась. Они тут же предложили Симе всяческую помощь и даже пригласили жить к себе, чтобы она не оставалась одна. Катя пошла по стопам мамы – училась в педагогическом вузе, чтобы тоже стать педагогом. Но вот предмет она выбрала тот, в котором была отличницей, – математику. И уже на четвертом курсе она выскочила замуж за своего же преподавателя. И тут Сима сама предложила молодым пожить у нее в квартире, а сама переехала к Анне Григорьевне. У Екатерины в скором времени еще и дочка родилась, а вот Серафима так и не вышла замуж, что было не странно, зная ее нелюдимый характер. И ведь нельзя сказать, что за всю ее жизнь мужчины не обращали на нее внимания. Обращали, смотрели, потому что под скромной, простой одеждой угадывалось стройное, красивое тело. У Симы было прелестное лицо с большими светлыми глазами, правда, слишком серьезными и холодными. Светлые волосы натурального приятного цвета она почти всегда собирала сзади в хвост. От мужчин она шарахалась, как от чумы, она просто сразу как-то зажималась и закрывалась. Причем пока шли дружеские отношения, она могла разговаривать с мужчинами. Но стоило им сделать хоть малейшее поползновение в сторону изменения отношений, попытаться перейти на другой уровень – флирта, ухаживаний, как Серафима сразу словно деревенела и столбенела. Это как с журналистикой.
Мама Кати не раз говорила с ней по-женски о семейных ценностях, в душе понимая, что Сима выросла совершенно без опыта каких-либо отношений с противоположным полом. С детства ей внушалось, что общение с мужчинами до добра не доведет.
– Серафима, ты очень хорошая, красивая и порядочная женщина. Ты должна выйти замуж, родить детей, жить долгой и счастливой жизнью. Это же совершенно нормально! Вот и у Кати семья, и ты должна последовать примеру подруги. И тебе будет легче жить и материально, и морально!
– Да мне и сейчас хорошо, – отвечала Сима, переводя неудобный разговор в шутку, – или вы избавиться от меня хотите?
– Конечно, нет!! Я просто счастлива, что живу с тобой, но у женщины должна быть семья! Ты же хочешь детей?
– Детей хочу… – улыбнулась Сима, – но без мужа это невозможно. А вот человека, мужчину я найти не могу…
– Как не можешь?! Надо же знакомиться, искать! Они же на дороге не валяются!
– Где искать? – спросила Серафима.
Анна Григорьевна посмотрела на нее и вздохнула.
– Действительно, где? Тебе лучше не знакомиться на улице, в Интернете… Ты такая наивная и невинная, тебя обманет любой. Ты просто находка для аферистов и мошенников!
– Я слышала о том, что иногда мужчины обманывают богатых женщин и обкрадывают их. Альфонсы. Но я не думаю, что эта категория мужчин заинтересуется мной, – улыбалась Сима, – чего мне бояться?
– Это точно! Бедны мы, педагоги и библиотекари, как церковные крысы. Только по телевизору хорошо говорят о прибавках! На самом деле интеллигенция просто голодает и тощает.
– Тощает – это точное слово! – продолжала веселиться Серафима. – На то мы и интеллигенция, чтобы затянуть пояса потуже и интеллигентно вздыхать дальше.
– Моль белая! Это про нас!
– Мышь серая! А насчет того, чтобы стать матерью… – задумалась Серафима, – так какая из меня мать? Что я могу дать сыну?
Анна Григорьевна удивленно уставилась на свою почти что дочь.
– Почему сыну? Может, у тебя родилась бы дочь? – спросила она.
– Не знаю… Всегда думала об этом, и не оставляет меня предчувствие или ощущение, что у меня родился бы сын. Без отца мальчику никак нельзя. А может, я опять ищу отговорки, лишь бы оправдывать и дальше свое одиночество и спокойствие.